Громкие звуки фанфар пронизали «Цедефошрию», и на секторальных экранах снова появился Миней Мезимотес. Сделав величественный и успокаивающий жест, он заговорил: «Мы всегда были гуманистами. Посему и на этот раз сделаем скидку на то, что проникшие обманным путём на нашу сцену… э-э-э… так называемые исполнители (а на самом деле злостные фанатики!), — подчеркнул Миней, — ещё не поняли, в какой эпохе они находятся и… в какой стране живут! Организаторы Турнира приносят глубочайшие извинения общественности за причинённые неудобства и вызванные беспорядками неприятные ощущения. Не нам был нужен скандал и беспорядки на Турнире, это была провокация фиолетового хулиганья, окопавшегося в любезно предоставленном им администрацией «Цедефошрии» уютном и отлично оборудованном секторе Юд-Гимель. Нам пришлось ввести туда отряды охраны правопорядка и законности, которые только что успешно закончили операцию по задержанию преступников. Будет проведено расследование, а затем, по его итогам — показательный суд, скорый, правый и неотвратимый!..» Миней немного помолчал, на его лицо набежало облачко смутной печали, затем продолжил свою речь, и голос его зазвенел металлом: «Турнир прояснил для всех нас то обстоятельство, что почти любой духовой инструмент — в недобрых руках, ПОДЧЁРКИВАЮ! — может стать источником звуковой агрессии. И уж конечно, при определённом его использовании, — ПОВТОРЯЮ!!! — как мы сейчас смогли убедиться, может оказаться в той или иной мере звуковым наркотиком. Этим-то объясняются несознательные выкрики, неуёмные восторги и аплодисменты в адрес хулиганской группировки «Типуль Нимрац», чьи действия были выданы за выступление на сцене.
Люди, позволившие себе эти выкрики, делали это неосознанно, под наркотическим влиянием вредительского мультишофара, усугубленного флейтой, — Миней повернулся в сторону Клима Мазикина, слегка поклонился ему и пояснил: — Это было выявлено присутствующим на нашем Турнире известным музыковедом мистером Климом Мазикиным».
Он помолчал, важно оглядел зрительное пространство, напоминающее соты неправильной конструкции, сокрушённо покачал головой и снова заговорил: «Нам теперь ничего не остаётся, как наложить строжайший запрет на исполнение музыки на флейтах и свирелях любых конструкций на арценских сценах, вплоть до всестроннего изучения этого явления — применительно к другим музыкальным духовым инструментам. В дальнейшем нам придётся также уничтожить имеющиеся в частных коллекциях записи этих, с позволения сказать, произведений. Больше, сами понимаете, играть на ваших — он повернулся в сторону фиолетового сектора, и голос его грозно зазвенел металлом: — так называемых флейтах и свирелях мы не позволим никому!!!» Миней снова помолчал, потом заговорил более спокойно: «Несомненно, наша общественность поймёт и одобрит решение, что так называемая «концертная программа» хулиганской группировки «Типуль Нимрац», в силу доказанности её вредного, почти наркотического, воздействия на слушателей, на нашем конкурсе рассматриваться не будет. Мы прекрасно понимаем, под какое одурманивающее воздействие попали те, кто аплодировал фиолетовым хулиганам… — и Миней Мезимотес изобразил на своём лице гримасу благородного презрения, смешанного и негодованием. — Смотрите, во что они превратили наше культурное мероприятие всемирного значения! Конечно, фиолетовую кнопку на всех войтероматах нам уже не успеть заблокировать физически; придётся перекрыть канал поступления от неё сигнала. Если же после моего предупреждения кту-то захочет её нажать, рекомендую учесть: наши приборы это зафиксируют, нажавший запретную кнопку будет моментально выявлен, и ему придётся очень пожалеть о последствиях такого (может быть, неосознанно подстрекательского!) поступка…» — на этой недвусмысленной угрозе закончил Мезитотес свою речь. Его глаза холодно сверкали, губы кривились в странной, неласковой, усмешке, он очень правдоподобно изобразил, каких усилий стоит ему сохранить невозмутимость.