Николай
. О боже… боже… боже!Аркадий
. И взгляд, устремленный в небеса.Фенечка
. Да. И выпрямленные плечи.Николай
. Бедный Прокофьич! Но мы же это любя! Ведь так, любя?Аркадий
. Тарантас отбывает. Ох, тяжело. Очень тяжело.Базаров
. Еще раз за все большое спасибо.Николай
. Приедете еще раз погостить у нас… может быть.Базаров
Павел
. Спасибо.Базаров
. Желаю вам счастья, Фенечка. Берегите себя.Фенечка
. И вы, Евгений.Базаров
. Аркадий.Аркадий
. И плевать мне на все, что ты сказал! В середине сентября! После экзаменов! Можешь не сомневаться! И не один, а два бочонка пива! (Он идет, Прокофьич! Вот твой пассажир!
Николай
Аркадий
Павел
Базаров
Аркадий
Базаров
Аркадий
Базаров
Николай
Аркадий
Павел
Аркадий
Базаров
Аркадий
Базаров
Николай
Дуняша
. Только поманил бы меня пальчиком… побежала б за ним как собачонка…Фенечка
. Боже, Дуняша…Дуняша
. Видит бог, это правда, Фенечка. Только поманил бы…Фенечка
. Ш-ш-ш! Знаю, Дуняша. Знаю. Знаю.Ранний сентябрь. После полудня. Столовая в доме Базаровы Х.Василий стоит у обеденного стола, как всегда, собираясь закурить трубку. Аркадий сидит в конце стола, неподвижно смотря в пол. (Сидит он не там, где сидел в третьей картине первого акта.) Он едва осознает, что Василий говорит. Василий постоянно улыбается, как в первом акте, он даже более оживлен и энергичен. Но это холостая энергия, и вскоре становится ясно, что он даже забывает, о чем говорил, отсюда повторения в его речи. Он на грани срыва.