Отцы-командиры. Часть 1

Однажды вечером Физиков пригласил меня к себе на квартиру на вечерний ужин, за который садились с заходом солнца все правоверные. Хозяйка дома накрыла на стол, Физиков открыл бутылку вина, чтобы отметить перемирие. После ужина он дал мне в руки перечень всех его общественных поручений, которые ему давались последние два года. Их оказалось пятнадцать! Я посочувствовал ему, а он попросил об это написать в ту же газету — Я охотно выполнил его просьбу и отослал заметку в газету. Через пару недель, после получения газеты, снова шум в коридоре, и называются мое и Физикова имена. В учительскую вбегает Хаджет Умаровна и развернутый номер буквально вешает Физикову на нос. Он в растерянности и я не меньше. Оказалось, что к моему столь маловыразительному тексту литсотрудник редакции присовокупил стишок, а художник сделал рисунок, где изображен лежащий Гулливер, а вокруг него торчало пятнадцать колышков, за которые был привязан известный литературный герой. А внизу такое четверостишие: «Когда у комсомольца пятнадцать  поручений, то там и тут справляться не сможет даже гений. Легко с таким подходом, когда исчезнет мера, любого активиста связать как Гулливера». Казалось, что физиков должен был радоваться, но он обиделся на меня надолго, а Хаджет даже поцеловала меня в щеку. Вот таким пустякам мы радовались и огорчались в последние предвоенные месяцы.

Курсант

Было начало марта, когда мне и нескольким другим призывникам принесли повестки из военкомата. Поскольку в нашем маленьком районе военного комиссариата не было, то вышли мы вечером и к утру прибыли в аул Икон-Халк. Утром прошли медкомиссию. Затем нас направили в областной военкомат на повторное медобследование для рекомендации в военные училища. Прошел и здесь всех специалистов. Сотрудник военкомата пояснил мне, что теперь нужно ехать в город Орджоникидзе (тогда, а ныне, как и прежде, Владикавказ), проходить там медкомиссию и сдавать экзамены по русскому языку (диктант) и алгебре (письменно). Не уверен, что я получил положительные оценки, но, тем не менее, на так называемой мандатной комиссии мне объявили, что буду учиться. Видимо, мой почти трехлетний стаж работы на разных должностях и последние характеристики от директора и комсорга сыграли положительную роль.

Так как выпуск второкурсников училища должен был состояться на первомайские праздники, то нас отпустили по домам, чтобы вернуться в конце апреля к началу учебы. Дома и на работе встретили меня с радостью. Отец и мать понимали, что служба неизбежна. Я пояснил, что курсантом буду получать в училище 40 рублей в месяц, а по выпуску самый минимальный первоначальный оклад будет 600 рублей. Даже эти деньги казались огромными, так как учителя в старших классах получали не больше 400–500 рублей при полной нагрузке и с институтским дипломом.

Городской трамвай от самого вокзала шел до проходной нашего училища и делал здесь поворот. Выйдя из него, я увидел возвращение рот и взводов с учебных занятий и стрельб. Шли они Военно-Грузинской асфальтовой дорогой, создавая ужасный грохот подошвами своих сапог.  

А уже через месяц мы также давали «ножку», как и наши предшественники. Теперь все понимают, что этот прусский строевой шаг никому не был нужен, тем более на войне. (Хотя в немецкой военной хронике можно увидеть такую же парадную муштру, но, как мне думается, именно в этом мы даже их превосходили.)

От проходной посыльный сопроводил меня в палатки карантина. Там я провел ночь на соломенном матраце, а утром — в строй. Нам объявили распорядок дня. Главное-время подъема и отбоя, а также часы приема пищи. Об армейской службе я мало что знал. Даже в книгах об этом писали мало, а в кино все выглядело в «розовом» свете. Например, в известном тогда кинофильме «Сердца четырех» были дисциплина, послушание, подчинение, организованность и порядок. Так примерно и я понимал службу.

Появился старшина нашей роты. Это был старший сержант «краснознаменец»[1]. По национальности он был осетин, плохо говоривший по-русски, но имевший боевой опыт Финской войны. За давностью лет я забыл его фамилию, кажется, Касаев. Он был единственным орденоносцем нашего училища, так как даже начальник училища, полковник Морозов, и полковой комиссар имели всего лишь по медали «XX лет РККА». Из шестнадцати рот только одна наша была удостоена такой чести — иметь старшину «краснознаменца». Построив нас на плацу, он объявил распорядок на первый день: санобработка и мытье в бане, получение обмундирования, подгонка формы и обуви. Перед мытьем нас всех остригли. К обеду все мы, 120 будущих курсантов, стояли в ротном строю. После обеда явился командир роты старший лейтенант Фоменко и с ним три взводных лейтенанта, все они были молоды.