Отцы ваши – где они? Да и пророки, будут ли они вечно жить?

– Я к тебе и не вязался. И ты по-прежнему употребляешь.

– Прием под контролем.

– Это невозможно.

– Томас, у меня четыре года одна и та же работа. Я б разве выдержала, если бы не могла себя контролировать?

– Ты трахаешься с хозяином. Я слышал, ты ходишь на работу дважды в неделю.

– Это заведомая неправда.

– У тебя всегда были такие ситуации, правда? Трахнешь какого-нибудь парня, кто может оказать тебе какую-нибудь финансовую помощь или дать какую-нибудь непонятную работу, за которую платит кто-нибудь другой. Ты это проделала в компании больничного снабжения.

– То была легитимная работа. Я там горбатилась. Ненавидела эту работу, но выполняла ее.

– Какое-то время – да. Может, полгода. А потом год на выходном пособии.

– А я виновата, что мне дали выходное пособие?

– Год выходного пособия после полугода работы? Такова была политика компании?

– Понятия не имею.

– И ты все равно встречалась с тем парнем. Долтоном. Уму непостижимо, что ты привела к нам домой взрослого мужика по имени Долтон.

– Он возил тебя в «Морской мир».

– У тебя найдется ответ про каждого из них. Ты делаешь вид, будто все до единого они были такими подарками в моей жизни.

– Ты был мальчик одинокий.

– Я был мальчик одинокий? Впервые слышу, чтоб ты так говорила. Что это значит?

– Это значит, что я с тобой могла чем-то заниматься лишь от сих и до сих. Ты появился на свет особенным образом. Всегда был не такой, как все. Я пыталась тебя заставить играть с другими детьми, но всегда находилась какая-то причина, почему они тебе не нравились. Ты уходил сам по себе, а потом жаловался, что у тебя нет друзей.

– Ты это сочиняешь.

– Я пытаюсь изложить тебе это прямо. Ты хочешь меня во всем обвинить – прекрасно, но ты всегда был наособицу. На свой четвертый день рождения спрятался в гараже. На выпускном после восьмого класса остался сидеть в машине на стоянке, поэтому я пошла одна. Ты никогда не вливался в коллектив. Я покупала тебе везде билеты, записывала тебя повсюду, а ты сидел дома. И чем я здесь виновата? Я делала все для того, чтоб ты был счастлив, а ты предпочитал оставаться один.

– Я не хотел быть один.

– Ты отгонял от себя людей. Ты и меня пытался отогнать.

– Жаль, что у меня не очень получилось.

– Тогда почему ты не съехал?

– Почему я не съехал?

– Томас, ты жил дома до двадцати пяти лет.

– Ты врешь. Я уехал, когда мне было двадцать два.

– На восемь месяцев. А потом вернулся.

– На год.

– Нет, вернулся ты на два года и восемь месяцев. Тебе исполнилось двадцать пять, когда ты съехал насовсем. Если я была так ужасна, зачем ты возвращался? Почему оставался со мной так долго?

–

– И на работе не мог удержаться. Тебе известно, до чего легко белому мужчине зарабатывать деньги в этой стране? Раз плюнуть. Я так долго винила себя за то, что с нами случилось. Но все это время меня не покидало чувство, что в тебе есть что-то странное. И я знаю, что я права. Ты родился с определенными склонностями, и я, вот честно, не думаю, что могла бы хоть как-то их предотвратить. У меня было чувство, что случится нечто подобное.

– Ну еще бы.

– У тебя были экстремальные склонности. Люди считали, будто ты кроток, одинок и безвреден, но я-то знала тебя и с другой стороны. В свои семь лет ты меня душил. Помнишь такое?

– Я не душил тебя.

– Душил. Это случилось после того, как ушел твой отец. Дома у того богатого мальчишки. У его семьи было много денег. Помнишь того мальчишку?

– Как я могу помнить что-то подобное?

– Уж и не знаю, откуда у них было столько денег, что-то сомнительное, но они к тебе хорошо относились. Он обычно приглашал тебя к ним поиграть после школы, и у него была игровая комната и миллион игрушек. Они знали, что я одна тебя ращу и работаю при этом, поэтому сказали, что ты к ним можешь приходить когда угодно. Не помнишь такого? Они жили на озере.

– Прекрасно.