– Я отдаю себе полнейший отчет в том, о чем рассуждаю, потому что вы убили моего друга. И никогда не говорите мне, что я не отдаю себе отчета в том, о чем я, блядь, рассуждаю. Мне все известно. Это я тут человек нравственный. Я человек принципиальный.
–
– Вы же понимаете, что это я тут человек нравственный.
–
– Скажите мне, что вы это понимаете.
– Я понимаю, что вы хотите, чтобы я в это поверил.
– Уж лучше поверьте. Хуила, уж лучше поверьте в это. Это вы все проебали. У вас кровь на руках. Вы весь в крови невинного. Вы это соображаете?
– То был прискорбный несчастный случай.
– Видите, как раз эти ваши слова и не выказывают никакого уважения к человеческой жизни. Ее заканчивает несчастный случай? Нет, апокалипсис ее заканчивает. Смерть молодого человека вообще без всякой причины – это апокалипсис. Это не несчастный случай. Дон не был несчастным случаем. Вы это понимаете? Личность разве несчастный случай?
– Нет.
– Был мой друг несчастным случаем?
– Нет.
– Вы участвовали в апокалипсисе, который прикончил моего друга?
–
– Не искушайте меня.
– Да.
– И никак иначе его не усмирить было? Электрошокером? Перечным аэрозолем? Большой сеткой? Резиновыми пулями? Подумайте секундочку.
– Если задним числом, решение могло быть другим. Но он был вооружен и вроде бы готов совершить что-то ужасное. Так оно обычно и происходит. Парень выглядит безобидным, а потом у него случается вечер, когда все проваливается в кроличью нору, и гибнут люди. Каждому убийце нужно с чего-то начать, и мы были полны решимости не позволить ему нанести кому бы то ни было какой-то вред.
– Но вы мне вот что скажите: парень в цоколе. Вы считаете, просто оставь вы его там, кому-то был бы причинен вред? То есть, вместо этой стычки, когда вы требовали, чтобы он выходил, а он от этого все больше возбуждался, если б вы просто ушли? Забрали с собой его маму, ушли из дому, оставили его в покое. Что, по-вашему, тогда бы произошло?
– Он бы мог снова сесть в машину и совершить нечто гораздо ужаснее того, что уже натворил.
– Но вы бы могли за ним проследить. Могли бы за ним всю ночь ездить.
– И устроили бы скоростную погоню.
– Вы действительно считаете, что всему этому был сужден какой-то чудовищный исход?
– Он был в состоянии фуги. Думаю, его поведение становилось все страннее и опаснее.
– И вот вы все вокруг него стоите – маленького человека с кухонным ножом. И говорите, что он на вас бросился. Я понимаю необходимость защищать себя. Но зачем стрелять ему в голову?
– Я не целился ему в голову.
– Кто-то из ваших коллег туда целился.
– Мое предположение в том, что другой сотрудник тоже метил ему в корпус.
– Но почему не стрелять ему просто по ногам?
– Нас учат останавливать нападающего и устранять угрозу. Лучше всего это делать, если стрелять в корпус. Корпус – самая крупная мишень, и если стрелять туда, возможность остановить поступательное движение крепче всего.
– Но вы попали ему в шею, а кто-то еще – в глаз.
– Я промахнулся. Я целил ему в корпус, но все произошло слишком быстро.
– Значит, еще раз – почему не стрелять по ногам? Даже пока он не начал двигаться к вам, почему просто не ранить его в ногу, и на этом все? Он будет обездвижен моментально.
– Если я выстрелю ему в ногу и промахнусь, он с хорошей точностью может на меня броситься и воткнуть нож мне в шею.
– Вы серьезно. Вы действительно боялись, что он вас может ранить.
– Конечно, боялся. Вы слышали о правиле двадцати одного фута?
– Рассказывайте.
– Основной принцип заключается в том, что если подозреваемый находится в двадцати одном футе от сотрудника полиции и держит в руках заточенное оружие – например, нож, такой подозреваемый представляет явную и непосредственную угрозу для сотрудника полиции. И применение убойной силы против такого подозреваемого оправдано.
– Значит, если человек держит нож в двадцати одном футе от легавого, легавый может оправданно его пристрелить.
– Если этот подозреваемый ему угрожает, да.
– Почему двадцать один фут?
– Это дистанция, которую подозреваемый может преодолеть за короткое время, которого не хватит, чтобы сотрудник полиции успел спастись или защититься. В основе там исследования, которые провел один полицейский в Солт-Лейк-Сити[23]
.– Так скажите мне вот что. Если я держу нож, а вы в двадцати двух футах от меня, вам нужно только сделать один шаг ко мне – и можно будет меня пристрелить. Такое возможно?
– Нет.
– Еще как возможно. По вашему толкованию – да.
– Правило – это руководство для сотрудников полиции, чтобы знали расстояние, с которого подозреваемый может в разумных пределах представлять смертельную опасность.
– Нужно ли подозреваемому двигаться к вам?
– Не обязательно. Если он угрожает мне ножом и расположился в двадцати одном футе от меня, то мне разрешается применять убойную силу.
– Ох блин.
– Что?
– Этого я и боялся. В смысле, я знал, что вы можете оказаться одним из тех легавых, кто неверно толкует это правило, но надеялся, что нет. Мне хотелось, чтобы там все оказалось сложнее.
– Ничего я неверно не толкую.