Отвага

Из коридора послышались быстрые шаги. Потом уверенный стук в дверь. Без сомнения, Илария. Да! И вместе с ней Лемуан. Он едва дышал, нос покраснел от холода.

– Работорговец, – вот все, что он выговорил, протирая пальцами запотевшие очки.

– Что-что?

– Саез торгует женщинами.

– Женщинами? – воскликнула Лаванда.

– Вы уверены? – не поверил Манфред.

– Доктор Корбьер подтверждает.

– Теперь он не доктор, – по привычке уточнила Илария.

– Это не важно, важно совсем другое.

Манфред поднялся и уступил свое кресло Лемуану. Он привык прислуживать другим, как тут усидишь в самом лучшем кресле?

– Придвигайтесь поближе к огню, Лоран. Вот платок для ваших очков.

Лоран взял белоснежный отглаженный платок, который протянул ему Манфред, и послушно уселся в кресло.

– Что же нам теперь делать? – вздохнул он горестно.

Никто ему не ответил. У них не было ни власти, ни оружия, только кинжал, который Лисандр получил от Тибо в наследство. Эма под семью замками, у Саеза охрана, и сами они под постоянным наблюдением. Они не знали, что задумал Жакар, знали только день и час назначенного приема. В самом деле, что же делать?..

Илария решила, что самое время угостить всех медовым печеньем. А потом ушла гладить форменный костюм.

– Его надо уничтожить, – объявила Лаванда.

– Нельзя говорить с набитым ртом, – сделал ей замечание Манфред.

– Уничтожить кого? – спросил Лисандр.

– Торговца женщинами, – ответила Лаванда и запихнула в рот печенье целиком.

Все слушали, как она жует, потому что, похоже, она собиралась сказать что-то еще.

– Лисандр, – наконец-то выговорила Лаванда, – правда, что пустельга может напасть на сову?

– Да, такое случается.

– Здорово. А твоя Сумерка могла бы напасть на человека?

– Может быть… Но она должна быть дико голодной. И при этом не обессилевшей.

– Ты справишься, ты же лучший сокольничий в королевстве.

– Единственный.

– Что ты задумала, Лаванда? – вмешался Манфред. – Невыполнимое задание для его птицы?

Лаванда улыбнулась Лисандру, и, словно по волшебству, он тоже увидел прекрасное и необычное решение их задачи.

– Именно так, – ответил он вместо Лаванды.

12

Услышав от Виктории, что Жакару она нужна свежей как цветок, Эма почти перестала есть. Другого способа борьбы у нее не было. Пусть он увидит ее тощей, грязной, больной. Уродливой. Она состарится в этой ледяной комнате так же быстро, как Мириам вырастет в Гиблом лесу.

В кромешной тьме Эма не различала дня и ночи, поэтому сутки проходили стремительно. Это часы тянулись медленно из-за мучительного голода. Как только Эма слышала шаги за стеной, она начинала кричать. Лемуан ошибся, решив, что королева потеряла рассудок. Она кричала, чтобы подать о себе весть. И да, хотела, чтобы ее сочли сумасшедшей. Надеялась, что Жакар в этом случае потеряет к ней интерес. Но никто не пришел ей на помощь, а силы таяли. Лукас, Лисандр, где они? Неужели против нее ополчилось все королевство? Эма сидела на холодном полу, прижавшись спиной к влажной стене. Ее клонило в сон, но она боролась.

Мадлен отправили к Эме в день торжественного приема, она вошла в комнату и… никого не увидела. На секунду вспыхнула радость: госпожа сбежала! Она в саду! Но разве птица улетит из клетки? Эма скорчилась у стены в углу.

– Госпожа! Ох, моя бедная госпожа! Госпожа, поднимитесь! Давайте я вам помогу! Вот так, еще немного, одно усилие, сейчас у нас все получится. Еще чуть-чуть, уже почти, еще капельку… Госпожа!

Мадлен довела Эму до постели и бережно уложила на прогнивший тюфяк. Как мучительно исполнять поручение! Чудовищное повеление Бенуа в такой короткий срок! Королева так слаба… Ничего не получится…

– Ах, госпожа, госпожа…

Мадлен не могла понять, отчего Бенуа, который со дня смерти Тибо и близко не подпускал ее к Эме, вдруг снова поручил ей обязанности горничной. Она не подозревала, что сыграла историческую роль, отвергнув ухаживания Бенуа. Как-то вечером, когда она мирно вышивала в садовой беседке, к ней подошел охваченный страстью Бенуа и стал говорить всякие глупости. Плотоядно шевелил пальцами, похожими на блестящих червяков. Не сводил глаз с ее груди. Мадлен оставила его одного на скамейке, а сама сбежала, позабыв свою вышивку. Что происходило потом в глубинах сердца Бенуа, никто никогда не узнает, но чувство унижения породило гордыню, и жребий Тибо отныне был предрешен. Мадлен такое и в голову бы не пришло. Бенуа тоже стал бы все отрицать. Однако всего секунду Мадлен держала в руках судьбу королевства, нечаянно уронила ее и разбила, сама того не заметив. А сегодня пришла в жалкую каморку к безутешной королеве с подлым поручением, продиктованным низкой мстительностью Бенуа.

Мадлен всегда заботилась о прическах Эмы, а теперь должна была ее обрить. Она наряжала королеву как можно лучше, а теперь должна была ее раздеть. Некогда прятала шрамы на запястьях под лентами и браслетами, а теперь наденет ей цепи. Иголка Мадлен, что никогда не ошибалась, пообещала королеве четверых детей. Эма стала вдовой. Нет, Мадлен больше ничего не понимала.

– И все это ради торжественного приема, госпожа, – сообщила она в отчаянии.