Отвага (сборник)

— …А когда вернулись мы с Пашей Беляевым, Королев спросил: что я тебе говорил перед стартом? Отвечаю: говорили, что ничего там делать не надо, только выйти и войти. Он спрашивает: а еще что? Да вроде больше ничего, отвечаю. Нет, ты хорошенько вспомни. Тогда я вспомнил еще — «попутного тебе солнечного ветра». Правильно, подтвердил он, значит, самоанализ тебе там не изменил. И подарил свою фотокарточку, которую я ношу до сих пор. Написал на ней: «Пусть всю жизнь тебя сопровождает попутный солнечный ветер».

Значит, страхи насчет потрясения психики оказались лишними. Воображение было потрясено, да. Леонов до сих пор не может найти краски земного производства, чтобы передать чистые контрасты космоса.

И в этот зеленовато-прозрачный бассейн с белыми фигурами в прожекторном свете тоже наверняка смотрит острым глазом художника.

— А вообще-то просто завидую. Я только мечтать мог вот так, как они, на подножке «вагона» облететь земной шар. Увидеть ночную Землю, пересчитать звезды… Обидно ведь — над Черным морем вышел, над Енисеем зашел. А скафандр как изменился? Я рукой до затылка достать не мог. Пальцы сжать — нагрузка в двадцать пять килограммов! За двенадцать минут разогрелся чуть не до теплового удара, температура тела поднялась до тридцати восьми. А они с водяным охлаждением работают по пять часов и еще просятся…

Вместе с ним и я чисто по-земному уже в который раз поражаюсь чуду этой тонкой и довольно гибкой оболочки — полускорлупы, получехла, способной выдержать температурные крайности межзвездной пустоты. Но больше всего мое доверчивое воображение поражено почти иллюзионистскими эффектами герметизации. Вот перчатка, надевается на руку на твоих глазах, простейшим движением. Никакой сварки и пайки, кольцо к кольцу, поворот, щелчок — и готово. В стык не проскочит молекула. Смотрю на конструкторов этого чуда, как на фокусников. А у них замотанные лица обычных земных инженеров. И всегда после открытия выходного люка, до самого его закрытия, повышенное сердцебиение, а может, и давление. Одно дело проверить эту молекулу на Земле, в лаборатории, другое — когда кто-то доверяет тебе свою жизнь и там, в бездне, испытывает на своей шкуре дело твоих земных рук. Ох поскорее бы протекали эти секунды под световым титром: «Фактическое время выхода».

И к слову — о счастье. Может, для специалиста главнее его и не будет, чем те слова Кизима, когда он еще в белом нательном белье, «тепленький» после скафандра, накинув на плечи куртку и надев «радиошляпу», спешит прокричать на Землю:

— Сколько уже выходов прошло — три подряд? А проблем никаких! Я просто влюблен в него, в свой скафандр! Удобно действовать, надежно, ювелирную работу можно делать! Руки и ноги подвижные, надо только подогнать под себя! Я когда в тот раз вышел, в подъеме немного давило, потом подогнал — все в порядке!

— Готовы скафандры к следующему выходу? — уточняет Земля.

— Готовы, мы их гладим, сушим…

Таких выходов у Кизима с Соловьевым только в одном полете было шесть. Но это наш скачок через двадцатилетие. Нам это очень легко. А им предстояло оттолкнуться от первых двенадцати минут, которые Леонов начал отсчитывать, когда встал на обрез шлюзовой камеры и первым из всех-всех людей всех времен и народов увидел целиком все Черное море. Без остатка, как на глобусе. Только живое, рябоватое от ветров и волны. И даже Балтику на горизонте. И даже Средиземное слева от себя — сразу и с Италией, и с Грецией. Кавказ, Сочи с отличной погодой, Цемесская бухта!

— А ведь вы все рекорды побили, Алексей Архипович.

— Какие?

— Им вот по технике безопасности запрещено отпускать леера, а вы от корабля отлетели…

— На семь метров! — смеется довольный Леонов. — И закрутился на фале, как волчок. Четыре отхода от корабля выполнил. Теперь это не скоро повторят… Порядки строгие!

Да, первый опыт — самый смелый. На сегодняшний взгляд, Леонов проводил довольно странные эксперименты. Пробовал корабль на устойчивость, отталкиваясь от него. И что вы думаете — раскачал, обнаружил, что можно «вручную» снаружи подправить ему ориентацию. Ну, по крайней мере, разрушить, если постараться. Это только говорится — выйти и войти. Только говорится. А тут солнце попало в объектив телекамеры, сожгло диафрагму…