Отвага (сборник)

Вопрос первый — руководителям подготовки. Как у «Протонов» с выходом в космос вообще? Ответ: вообще — отработан, включая полный осмотр станции «от головы до хвоста» и эвакуацию «пострадавшего» члена экипажа. Тут и вспомнились споры специалистов, надо ли это «вообще», если в программе выход не значится. Одни говорили: а вдруг? Другие — что никаких «вдруг» быть не может, что безотказность и надежность всех систем были, есть и будут первоосновой космонавтики. Надо ли ради этого «вдруг» тратить столько средств, времени и энергии? Такие тренировки — тоже дорогое удовольствие. Но ведь безотказность с надежностью не отрицают, а, наоборот, подразумевают гибкость, готовность парировать сбои, устранять «спотыкания» техники. И человек не может быть только наблюдателем, он — творческая часть системы. В общем, спор не новый и, возможно, глобальный для всей электронно-технической эры. И сама жизнь подсказывает его решение.

Вопрос второй и даже основной. Ну хорошо, выйти — выйдут. Доберутся до сетки. А как распутать тросик? До крестовины надо еще дотянуться, а на торце много острых деталей, можно порезать скафандр. Значит, исключено. Значит, еще думать и думать. Думать и решать. То есть брать на себя непомерную порой тяжесть ответственности.

Хорошо, что ночью в машине, по дороге из ЦУПа в Москву, Елисеев, руководитель полета, уже до предела уставший, сказал своим спутникам просто и буднично: а если и не дотягиваться, а сразу перекусить эти чертовы тросики?

Хорошо, что после этого рано утром инженер-испытатель Олег Цыганков был в лаборатории у макета. Хорошо, что не встретил другого начальства, которому, может, стало бы жалко своего замечательного макета и которое устроило бы лишнее совещание: разрешить его портить или не разрешить. Договорившись напрямую со сторожем, что было самым коротким путем, он влез в «нашу пресловутую кирасу» — полускафандр для экспериментов. Взял в ту же перчатку элементарные бокорезы — такие же имелись на борту — и…

О том, что тросики перерезаны и торец макета свободен, он прокричал в ЦУП по телефону. Ехать докладывать было уже некогда. Там уже передавали на борт радиограмму с точным сценарием выхода. С каждым его шагом — как выйти за порог, как осмотреться, как начинать двигаться, как подобраться к торцу и исследовать зацеп. По телевизионному каналу испытатели показывали Рюмину детали, о которых мы, неспециалисты, даже не заподозрим, пока не запутаемся в них, как в паутине. Например: как держать бокорезы во время движения? Руками-то цепляться надо за поручни. Вот по «цуповидению» и идет приказ: берем резинку, самую обычную, которой у полетного скафандра перетягивают «пуповину», делаем колечко на руке, прижимаем под него бокорезы к запястью с тыльной стороны, чтобы не мешали. А что делать, если, не дай бог, запутаешься в сетке? Взять в ножной карман мачете из посадочного комплекта и, если что, вырубаться. А если отцепленная сетка «прилепится» к станции? Падать-то в невесомости предметы не умеют. А для таких разных целей в ЗИПе есть так называемый рычаг спецприменения — нечто вроде кочерги с длинной ручкой. Взять — и оттолкнуть.

Взять — и оттолкнуть. Простейшее земное движение. Проще некуда.

На решающем витке им не хватило света. Только Рюмин во весь монументальный рост укрепился снаружи на подножке возле люка, на орбите наступила ночь. Ее положено пережидать. Не двигаться. После выхода из тени — конец радиозоны. И там, за «затылком» Земли, без ее советов и подсказок бортинженеру предстояло проделать свой нелегкий путь до торца станции. И уже оттуда, изучив обстановку, доложить ЦУПу свое решение действовать.. И, получив согласие Земли, это действие наконец совершить.

…Станция появилась на радиогоризонте с юго-запада, со стороны Атлантики. «Где вы?» — сразу спросила Земля. «У выходного люка», — ответил Ляхов. «Ты один или оба?» — спросила Земля. «Оба…» — ответил Ляхов.

Все те, кто в штурмовом трехсуточном режиме рожал эту методику и отвечал за ее исполнение, кто разрешал и утверждал, замерли в цуповском зале. Почему «Протоны» не двинулись с места? Что сорвалось?

Но Ляхов после паузы добавил: «Антенны уже нет…»

Просто они уже успели вернуться.

…Солнце нещадно било в глаза, стоило Рюмину высунуться из-за корпуса станции. Не помогал и золоченый светофильтр, опущенный на лицевое стекло. Слепило. Пожалуй, в этом весь Рюмин: что там дожидаться радиозоны, о чем там докладывать? Тросики — вот они, натянутые металлические струны. Бокорез в руке. Время идет. Никто ничего не добавит к тому, что он видит и может.