Отвага

Дорога вильнула в сторону, объезжая огромный котлован, из которого на стройку брали дробленый скальник, и круто поползла на сопку. Пожалуй, это было, самое опасное место, и Ежиков, цепко сжав зубы, упрямо вел машину в крутолобый подъем, в который уж раз проклиная в душе бульдозеристов, которые не могли пробить более пологой дороги. А впрочем, и их можно понять: все это делалось в спешке, когда отсчет шел на секунды, а старую прорубь, из которой качали для водовозки воду, выморозило стужей и ветром до самого дна.

Полоса размытого света выхватила из темноты матово блеснувшее ледяное блюдце. Сенька вывернул баранку влево и вдруг почувствовал, как начинают пробуксовывать колеса и непомерной тяжестью потянула назад до краев наполненная бочка. Он крутанул баранку вправо, машинально выжал газ, машина взревела, и Ежиков скорее ощутил, чем увидел, как она медленно поползла по склону вниз. Пытаясь остановить водовозку, он рванул тормоз. Что-то крякнуло под днищем, на мгновение машина остановилась и вдруг, набирая скорость, покатилась назад.

Ежиков остервенело выжимал педаль тормоза, но, видимо, случилось то, чего он так боялся: поношенные тормозные колодки из-за сильного мороза отказали, и машину теперь несло назад к обрыву, в карьер.

Продолжая выжимать тормоз и выкручивать баранку, чтобы не налететь на валун, Сенька посмотрел в зеркальце, пытаясь найти подходящий сугроб, в который можно было бы «воткнуть» водовозку. Но, кроме темноты, в которой летела дорожная лента, ничего больше не было видно.

Стало страшно.

Скорость росла с каждой секундой, и теперь уже было ясно, что «приткнуть» водовозку к сугробу не удастся. Мелькнула мысль прыгать, но Сенька тут же отогнал ее, обругав себя последними словами. Надо было спасать машину.

За боковым стеклом промелькнула вешка, предупреждающая о закрытом повороте внизу. Ее он поставил еще прошлой ночью, когда впервые шел по этому склону.

Ежиков распахнул дверцу и, крепко сжимая баранку, встал одной ногой на подножку, повернувшись к бьющему в лицо ветру. Обжигающий шквал ворвался в кабинку, ударил по рукам, забил дыхание; острой резью заслезились глаза. Сенька понял, что еще немного и его собьет этой тяжелой морозной волной, и еще крепче обхватил баранку, то и дело выворачивая ее, чтобы не разбить о валуны или не опрокинуть водовозку.

Промелькнув снежным заносом, остался позади опасный поворот. Ежиков окоченевшей рукой вывернул баранку. Теперь оставалось проскочить карьер и вывести водовозку на прямую колею, полого спускавшуюся к реке.

Темный провал карьера приближался и рос с каждой секундой. Когда до карниза оставались считанные метры, Сенька понял, что если здесь еще можно было спастись, выпрыгнув в снег, то там — над провалом, где дорогу теснила выбитая в сопке стена, прыгать было некуда.

Водовозка на скорости влетела на карниз и, прошелестев шинами по узкой кромке, выскочила на пологую дорогу, мертво поблескивающую в безлунной ночи. Сенька на мгновение расслабил пальцы, сжимающие баранку, в это время водовозка подскочила на маленьком бугорке, от встряски глухо рыкнула наполненная бочка, и Ежиков почувствовал, как уходит из-под ног обледенелая подножка. В какую-то долю секунды он успел оттолкнуться и кубарем полетел по склону.

Спасенная водовозка, благополучно проскочив пологий спуск к реке, остановилась в пятидесяти метрах от проруби, завязнув в глубоком снегу.

X

С осевшей на Красногорье темнотой Семенов сник. Каждые полчаса он выходил из мастерской, смотрел в темную даль. Иногда ему хотелось рассказать обо всем завгару. А что бы это дало? Жарков засел в застругах — в этом теперь не приходилось сомневаться, а может, и замерз. Других машин, которые прошли бы по зимнику, все равно нет. Гнать бульдозер? Но пока он доберется…

Мастерская работала вторые сутки без перерыва. Повизгивали станки, слышался дробный перестук молотков; на трассе трубопровода не хватало инструмента — на морозе все ломалось удивительно быстро, — и его надо было срочно ремонтировать.

Не зная, на что решиться, Семенов прошел из конца в конец мастерской. Ударом кулака распахнул дверь, остановился в проеме, в который уж раз посмотрел на белеющую ленту реки. Безжизненный зимник пропадал в темноте, и только ветер гнал по нему колючую поземку.

— Ну, что делать будешь? — спросил он сам себя. И вдруг грубо выругался: — Сволочь! Из-за тебя люди погибают…

Он вдруг замер на месте — в голову пришла простая и неожиданная мысль: а что, если взять «газик» да махнуть по зимнику? Не пройдет? Застрянет? Машина не та? Но ведь и он не новичок на Севере. А если застрянет — невелика беда. Одним крохобором меньше, всего-то…

Засунув руки в карманы полушубка, Антон шел от костра к костру, от сварщика к сварщику, подбадривая перемерзших, с ног валившихся от усталости парней. Если еще вчера трудно было себе представить, что они смогут отогреть старый водовод и сварить новую нитку, то сейчас это была почти реальность: от котельной к реке тянулся сбитый из досок короб, в котором уютно лежали обмотанные утеплителем трубы.

— Антон, товарищ Старостин…