Впервые за много месяцев Кейт подумала об Анри и о тех вещах, что он проделывал с ней в своей палатке. Не то чтобы это ей не нравилось… но любые приятные воспоминания вытеснило осознание того, что они все-таки не были женаты, и Анри оказался незнакомцем, который лгал ей и обманом заставил выполнять супружеский долг. Она понимала, что ее использовали, это злило ее и в то же время заставляло чувствовать себя виноватой…
Интересно, каково будет разделить те самые удовольствия с Джеком. Она подумала о шелковой ночной рубашке – как та нелепо выглядела, приложенная к его большому мускулистому телу. Вспоминая, как сливочный шелк скользил сквозь его пальцы, легко было представить тот же самый сливочный шелк, скользящий по ее телу, и эти же самые смуглые пальцы поглаживающие, ласкающие, исследующие…
Внезапно лицо Кейт вспыхнуло в темноте ночи. Что за мысли! Это отвратительно. Теперь она знала, почему девушек держат в полном неведении до самого брака – все это слишком будоражит воображение. Она зарылась лицом в подушку, остужая щеки холодной тканью.
Она обвиняла Джека Карстерза в разгоревшейся ссоре из-за одежды, но, по правде говоря, ее вины в том было гораздо больше. Это она, Кейт, бросила перчатку, а вовсе не он – ведь, отказываясь от вещей, она прекрасно понимала, чем ответит ей Джек, и он ответил. Предоставляя ей тем самым повод бросить ему вызов…
Она съежилась от стыда, осознав, что именно она первая кинулась с кулаками, она сама затеяла с ним драку. И хуже всего то, что она наслаждалась этим, ей нравилось находиться в его объятиях, хотелось, чтобы он продолжал касаться, поглаживать, ласкать… воображая при этом, как Джек проделывает с ней все то, что и Анри…
Кейт вдруг открылась суровая правда: те женщины в Лиссабоне были не настолько уж неправы в своем мнении о ней – она распутная девка, и только что доказала это. С презрением к самой себе она натянула одеяло на голову и попыталась сосредоточиться на чем-нибудь целомудренном. Безнадежно. Она могла думать только о своих ощущениях от объятий Джека Карстерза. Кейт свернулась в комок на широкой кровати. Ей нужно прочитать все известные псалмы, молитвы и отрывки из Библии и тогда, как она надеялась, нечестивые мысли покинут ее. Это займет много времени: ее часто заставляли запоминать те или иные библейские истории в наказание за проступки. А она была очень непослушным ребенком…
В это же самое время в таверне «Бык и Боров» сидел Джек, потягивая бренди и глядя на огонь, совершенно не обращая внимания на шум собратьев по выпивке.
Его лицо смягчилось полуулыбкой, стоило лишь вспомнить, как Кейт смело наступала на него, вспомнить эту упрямую маленькую оборванку в страшных, мрачных, потрепанных платьях, которая упорно отказывалась принять неимоверно желанную одежду. А она ее желала, да, в этом Джек не сомневался.
Он прекрасно понял это по тому, как она потерлась о ткань щекой, словно ребенок, ласкающий щенка или котенка, по тому, как она провела пальцами по шелку той ночной сорочки, словно не могла поверить, что такая одежда вообще существует.
Только Кейт не ребенок. И он не мог сопротивляться желанию поддразнить ее, пофлиртовать с ней, взбудоражить ее…
Он выпил последний глоток бренди и махнул хозяину, чтобы ему принесли еще. Привлекательная на вид полногрудая девица поспешила выполнить заказ и заманчиво прижалась к нему, ставя стакан на стол. Глаза Джека непроизвольно уставились в откровенный вырез, выставленный ему напоказ, и он отметил, что девица не только соблазнительна, но и явно не прочь с ним развлечься. Он поднял на нее взгляд и покачал головой, смягчая отказ улыбкой. Нет, ночь с распутной девкой из таверны не решит его проблем.
Он вспомнил, с каким мечтательным лицом Кейт прикладывала к нежной коже прекрасную шелковую рубашку, и, представляя ее в этом одеянии, почувствовал, как его тело вновь напряглось.
Невозможно… невероятно…
Может, ему все-таки стоит принять предложение местной девицы… И он снова посмотрел на нее: она казалась слишком пышнотелой, слишком доступной, слишком… Он понял, куда ведут его мысли, и решительно прервал их.
Дьвольщина! Неужели всему виной та сцена в спальне? Он не мог отрицать, что один только вид Кейт с той проклятой шелковой тряпкой в руках возбудил его. И что же заставило его забыться до такой степени, что он начал расстегивать ей пуговицы? Вспомнив ощущение теплой бархатистой кожи ее шеи и аромат ее тела, он мрачно выругался.
Что, черт возьми, он собирается со всем этим делать? Если он не будет предельно осторожен, его отношения с Кейт Фарли выйдут из-под контроля. Уже почти вышли. Ее дразнящая шутливость, самозабвенность, с которой она кидалась в ссору, сам ее вызов – все это неизменно побуждало его желать продолжения. Он чувствовал, что слишком уж возбуждается от одного ее присутствия. Будь она женщиной определенного сорта, он, не колеблясь, сделал бы ее своей любовницей – и какой любовницей! Огонь и страсть, бархатистые ручки и ножки, шелковистые волосы. Одна мысль об этом возбудила его до крайности.