Я схватила фонарик и отправилась в лес, при этом прошла мимо нужника. Тридцать шагов, пятьдесят, семьдесят пять… Уже достаточно далеко. Я впилась зубами в кулак и закричала. Пнула сухую листву. Схватила упавшую ветку и стала колотить по стволу дерева.
Мы были так близко к цели. Совсем-совсем близко. А теперь все разрушено. Месяцы жизни, вся эта ложь коту под хвост. Отвратительная вонь банок из-под арахисового масла, одежда, которая больше мне не подходила, контрольные, которые Эмили завалила от моего имени, бессонные ночи, постоянный стресс. Рыдания Эмили в темноте, когда она лежала на своей половине кровати. Я сделала все, что могла, чтобы спасти ее, но этого оказалось недостаточно.
Ветка переломилась, поэтому я бросила ее на землю и стала дубасить по дереву руками. Кора оцарапала костяшки пальцев, на запястьях остались синяки, но мне было все равно. Больше ничего не имело значения. Ничего.
Пара рук, возникшая позади, сгребла меня в охапку, прижав мои руки к телу. Я снова закричала, но в этот раз от ужаса.
— Тише, — прошептал мне на ухо Скотт.
Я вывернулась из его хватки, по инерции упала на кучу листьев и завыла.
— Какой смысл? — плакала я. — В чём был смысл всего этого?
Его голос оставался раздражающе спокойным:
— Я думал, чтобы держать твою сестру подальше от «Колыбели».
И все равно облажаться.
— Может, они правы. Может, там ей и место. Мы бы не замерзали сейчас в палатке в лесу, если бы просто следовали правилам.
— Они хотели бы, чтобы вы думали именно так, — сказал он. — Именно из-за них мы вмешались в это. Они лишили вас других вариантов. «Колыбель» говорит, что Эмили не может сама о себе позаботиться, — но они даже не дают ей шанса. Если бы Эмили могла, она бы получала медицинскую помощь. Она бы не пряталась по углам.
— Почему же? Эмили и до беременности часто пряталась по углам.
Я запихнула руки в карманы, чтобы не врезать по чему-нибудь еще. Так я избегу соблазна побить
— Я отказалась от всего. От своих оценок, от тела, даже от чертовой
Я услышала, как он шуршит листвой, подходя ко мне.
— Я знаю. Ты пошла на огромные жертвы…
— А знаешь ли ты, что Эмили почти не разговаривала со мной те четыре месяца, когда бегала на свидания к Робби? — сказала я, словно Скотту было до этого дело. — Будто я для нее больше не существовала.
Слезы текли по щекам, но даже это не остановило мой словесный поток:
— Я для нее ничего не значила. Но вдруг, в ту секунду, как он исчез, она внезапно снова меня полюбила. Потому что я была единственной, кто мог помочь ей. Такая самовлюбленная. Жуткая эгоистка.
И это было совсем не похоже на мою сестру, поэтому ранило так сильно.
— Я ненавижу ее, — прошипела я. — Ее место в «Колыбели».
В ту секунду, когда слова сорвались с моих губ, мне захотелось забрать их обратно.
— Нет, — твердо сказал Скотт. — Ты так не думаешь. Ты любишь ее. Любишь настолько сильно, что… — он надолго замолчал. — Моя сестра ушла в «Колыбель», — он снова замолчал, как будто сейчас не был уверен, что хотел мне рассказать. — Восемь лет назад. Гвен было пятнадцать, мне десять. Мои родственники думали, что поступают правильно, как и говорится в объявлениях. Как гласит закон. Она была на третьем месяце, когда ее поймали. Но она так и не вернулась.
Этого я и боялась. Слухи о девочках в «Колыбели». Я никогда никого не знала, кто побывал в «Колыбели». Никого. Куда они ушли после рождения ребенка? Почему не вернулись домой?
Я потянулась к нему, но не смогла найти в темноте. Тут не было светового загрязнения, подсветки от витрин магазинов, не было жужжания вышек. Ничего, кроме ветра, наших голосов, ужасных слов, которые мы смогли в итоге произнести.
— Мои родители целую вечность пытались выяснить, что с ней случилось, и у них теперь много разных историй. Что ее перевели в клинику на другом конце страны. Что она решила стать агентом «Колыбели» и что сменила имя, пытаясь скрыть свой позор. А еще она якобы просила и получила свободу, и теперь не хочет иметь ничего общего с родителями, которые не смогли воспитать ее достаточно хорошо, научить важности воздержания. Что она сбежала из учреждения и теперь в бегах. Что она… умерла при родах. Родители наняли детективов, наняли адвокатов, но не смогли получить четкого ответа. Разумеется, и о судьбе ребенка им ничего не сказали.
Вот почему я не могла позволить Эмили уйти в «Колыбель». Я не могла рисковать тем, что потеряю ее. Только не снова.
— Вот так они задолжали Найденышам. С тех пор мы обманываем их.
Теперь Скотт подошел близко. Так близко, что я слышала его дыхание, чувствовала его тепло.
— Мы не знаем, что случилось с Гвен. Но мы можем попытаться, чтобы этого не случилось с Эмили.
— Да, но что нам делать сейчас? — прошептала я.
Я повернулась туда, где в этой темноте предположительно было его лицо.
— Ты точно с ума сошел, раз помогаешь нам. Ты же знал заранее об опасности. Ты мог бы сбежать.
— Нет, я не мог.