И его унесли. Всего минуту назад он был тут, этот маленький сморщенный красный комочек с невозможно крошечными пальчиками, которыми он инстинктивно хватался за твои, и вот уже в следующую минуту он исчез навсегда, а мы снова остались вдвоем. Даже Скотт оставил нас наедине. Мы лежали на кровати, обняв друг друга. В течение трёх дней мы оставались там. Эмили принимала лекарства, которые ей давали, чтобы скрыть послеродовые симптомы, а Скотт приходил каждые несколько часов с едой. Мы смотрели старые фильмы, много спали и мало разговаривали.
А на четвертый день Эмили проснулась, повернулась ко мне и сказала:
— Что теперь?
Я была девочкой, у которой был план. Но теперь, когда мы достигли цели, идей у меня не было.
Иногда планы — это результаты длительных периодов изучения и построения стратегии, а иногда — это работа одного мгновения. Мы были неосторожны? У нас был невероятно наблюдательный сосед? Кто-то заметил, что две девушки — не одна — снимали комнату в мотеле? Близнецы привлекают внимание в любом случае. Мы выделялись как герои репортажей «Колыбели», которые они продолжали повторять, и мы выделялись везде, куда ходили вместе. Люди были не способны нас различить, но когда вы видите двух одинаковых людей, вы запоминаете такие вещи.
Тем не менее это случилось, причём внезапно. Как обычно, я стояла у окна, ожидая, когда Скотт вернется из магазина. Эмили смотрела местные новости, которые она предпочитала больше, чем мои громкие сцены негодования по поводу лжи в последних выпусках «Колыбели». Я слышала, как она резко вдохнула, как раз когда «Приус» Скотта шумно подкатил к дому в облаке пыли, разбрасывая гравий.
— Они едут, — закричал он, как только вошел. — Нужно уходить, сейчас же!
— Хватай пальто, — закричала я Эмили, впихивая ноги в ботинки.
— Что они могут теперь сделать? — спросила я Скотта. — Эмили больше не беременна. Они не могут заставить нас идти в «Колыбель».
— Они могут задержать нас для допроса, — тревожился он, схватив сумку и запихивая туда наши вещи. — Могут попытаться выследить ребенка. Они могут использовать меня, чтобы заставить родителей сдаться.
Эмили не шелохнулась. Ее взгляд был по-прежнему сфокусирован на экране.
— Местные новости транслируют это, — прошептала она. — Смотрите, они собираются арестовать нас в прямом эфире.
Она повернула ко мне экран, и я заметила чиновников из «Колыбели» в серебристых фургонах, едущих по знакомым дорогам. Они направлялись прямиком к нам. Были, скорее всего, в десяти минутах от нас.
— Эм, давай! — я потянула ее за руку. — Нам нужно уходить сейчас же.
Она покачала головой и выдернула руку:
— Нет. Они найдут нас.
Скотт застегнул спортивную куртку.
— Конечно, найдут, если мы останемся! Подумай об Эмметте!
— Я думаю, — сказала Эмили.
Она посмотрела на меня.
— Они ведут прямой эфир. Никто не знает, на каком месяце беременности я была, когда сбежала. Никто не знает, что Эмметт уже родился.
— И что? — спросила я.
— Вот что, — сказала Эмили. — Помните выпуск «Колыбели»? Помните, как они говорили, что просто хотят, чтобы ты вернулась домой? А если так и сделать? Что будет, если ты сдашься в прямом эфире? Им придется сдержать свое слово. Они не могут наказать тебя.
— С чего бы мне это делать? — сказала я. — Я не хочу обратно.
— Ты не вернешься обратно, — сказала Эмили. — Вернусь
Мы со Скоттом в шоке уставились на нее. Скотт первым подал голос.
— Это глупо, — сказал он. — Надо бежать.
— И вам понадобится кто-то, кто собьет их с вашего следа, — приводила аргументы Эмили. — Я скажу им, что Эмили и Скотт убежали, оставив меня. Скажу, что Эмили все еще беременна. А затем укажу ложные места для поиска.
— Ты станешь мной? — спросила я в отупении. — Навсегда?
— Это не сработает, — в ярости произнёс Скотт. — Они ни за что не поверят сказанному. Тебя посадят в тюрьму. Тебя допросят — особенно если будут уверены, что все еще могут прибрать к своим рукам ребенка.
— Впрочем, она будет в прямом эфире на местном телевидении, — сказала я. — «Колыбель» совершила ошибку — слишком много шума подняли вокруг моей амнистии. Им придется отвечать за свои слова или рисковать тем, что они могут потерять добровольных помощников. — Я повернулась к ней. — Но почему ты, Эмили? Я тоже могу остаться.
Она посмотрела на меня:
— Нет, не можешь. Ты уже слишком многим пожертвовала ради меня. Я не хочу, чтобы ты жертвовала им тоже.
Скотт закашлялся и отвернулся. Я поперхнулась.
— Ну же, — сказала она. — Я, быть может, не такая умная, как ты, но и не идиотка. Ты любишь его, а он любит тебя.
— Эмили…
— У нас, на самом деле, совсем нет времени на все это прямо сейчас, — сказал Скотт, подпрыгивая на месте.
Эмили схватила меня за руки:
— Я знаю, ты думаешь, что будешь осторожна, что если никогда не позволишь себе влюбиться, то никогда не будешь страдать. Но Скотт не Робби. Он хороший. Он подходит тебе.