Отважная новая любовь (ЛП)

Она включила один из светильников — мягкое желтое свечение, которое подсветило пейзаж наших подушек-холмов и скомканных покрывал наших спальных гнездышек. На её вешалке висело четыре светло-зеленых мятых комбинезона. На моей было два, один светло голубой, а другой розовый. На мне был третий, желтый. Их переработают, когда они износятся, но я не могла получить еще один, пока не сношу эти, потому что я все еще росла.

Я направилась к моему гнездышку из зеленых, голубых и бледно желтых подушек и шелковых простыней, нагроможденных с краю. На некоторых из моих подушек была вышивка. Я обняла подушку с изображением животных, которые вышил для меня Фингал уже давным-давно. Мы частенько проводили наше учебное время в компьютерной, рассматривая фотографии былых дней. Мы смотрели на людей из далекого прошлого и на странных животных, которые жались к ним. Мех. То, чего я никогда не касалась. Фингал смастерил мне подушку с собакой и кошкой на ней. Шелк, который он выбрал был очень мягким. Прикасаясь к его подарку, я практически прикасалась к нему самому.

Мама стояла в пещерном проеме и всматривалась в огни зданий внизу, в некоторых из которых еще горел свет, когда большинство людей уже спали. Большинство из нас соблюдали одинаковые циклы сна и бодрствования. Пещера казалась просторной в темноте, большой, заполненной текучим воздухом и шумом реки. Мне нравилось ощущение мягкого прохладного воздуха, звук воды неподалеку, чистый запах камней. Уют. Дом. Мои ноги знали эти тропы. Кожа знала воздух. Я не хотела покидать то, что я знала и чему доверяла. Я не могла остаться, потому что будущее сулило нечто другое.

В конце пещеры была опечатанная комната, в которой находилась стеклянная трубка, тянувшаяся на Поверхность, и мы наблюдали за светом, который виднелся из нее, чтобы понять, когда наступал день. Календарь и часы были установлены по этой трубке. Всего трое взрослых работали ночью, готовя припасы для тех, кто бодрствовал днем.

После того, как мама закрыла дверь на ночь, я спросила:

— Зачем ты хочешь, чтобы взрослый человек пошел с Фингалом и Арном на Поверхность?

Мне всегда хотелось знать скрытые мысли мамы. Она мыслила намного шире, чем любой в нашем Подземелье, включая Ноэля и Буфо.

Мама взбила покрывало на кровати. Цвет её подушек и простыней был темнее моих: полночные голубые тона и фиолетовые, называемые индиго.

— Почисти зубы, — сказала она.

Я подошла к уборной нише, потерла зубы солью, прополоскала рот и плюнула в миску для отходов. Я вернулась в своё спальное гнездышко, взбила одеяло и устроилась поудобней.

— Почему нельзя отпустить их одних? — спросила я снова. Иногда мама не хотела делиться своими мыслями, но порой, если я не отставала от неё, она сдавалась.

— Мы не слишком-то хорошо обращались с Фингалом и Арном, — сказала она. — У них нет надобности сообщать нам, что они нашли, как только окажутся на Поверхности. Если бы я была Фингалом, я бы отправилась на Поверхность и пошла бы дальше. Если бы была Арном, то последовала за Фингалом, куда бы он ни пошел. Нам будет намного хуже, чем сейчас без этих двоих. Кто-то должен присмотреть за ними, заставить выполнить задание, а затем вернуть домой. Бабушка может это сделать. Она учила их в школе. Они привыкли подчиняться ей… Дайна, ты не должна идти на Поверхность.

— У меня есть на то разумные причины, — сказала я.

— Да, это так.

Мама сидела тихо, затем потянулась, чтобы выключить свет, погрузив нас в кромешную тьму лишь только в компании звуков собственного дыхания.

— Этого не достаточно, — сказала она. — Ты должна дождаться, когда они вернутся обратно и все доложат. Нужно убедиться, что мы можем дышать без защиты воздухом с Поверхности, не заболеем от микробов и нас не атакуют существа с Поверхности. Тебе не нужно участвовать в этой первой пробной миссии.

— Я хочу все увидеть сама, прежде чем кто-нибудь испортит впечатление своей ложью, — сказала я. — Я хочу рассказать Джорджи, что я вижу! Мне интересно, все ли точно так же на поверхности Подземелья Яп. Возможно и нет! Я хочу знать, мам, ты же знаешь. Кроме того, я могу воспользоваться камерой, а другие не могут. Мои слова повисли в темноте. Под присмотром Ноэля я сделала фотографии людей за работой, некоторых сняла за отдыхом, когда было время музыки и историй. Мои фотографии находились в нашем архиве, документально подтверждая наши дни. Ноэль сказал, что у меня цепкий глаз.

Мама вздохнула, и я больше ничего не говорила.

Она наблюдала за всем. Её мысли были глубоки. Возможно, она знала мои истинные причины.

* * *

Утром все мы встретились за завтраком в общем зале. Все собрались здесь, даже самые маленькие, сидя на коленях у нянечек. Бабушка Тордис приготовила особенную кашу с измельченными кусочками сушеной клубники и легким привкусом корицы. Я думала, что эта специя закончилась у нас два года назад. Было похоже на прощальный завтрак, подумала я, но не сказала этого.

Лидер Буфо позволил нам какое-то время поесть, затем встал. Ему не пришлось использовать колокольчик для привлечения внимания; все ждали, когда он заговорит.