Тетч поднял свою руку и увидел наручник, крепко пристегнутый вокруг запястья. В прошлый раз, когда его поймали, такого с ним не делали. Они решили добавить новую жестокость в наказание за такую пустяковую оплошность?
— Как тебя зовут? — спросил его парень.
— Имеешь в виду, как меня называет Государство?
Он закрыл глаза и попытался вспомнить, что произошло. Он возвращался домой после незаконной второй смены, где он начищал оборудование в Министерстве Хронометрии до часу ночи...
— Я знаю, что ты не Гражданин. Но у тебя же есть имя.
Тетч застонал. Он стал ощупывать всё вокруг в поисках того, на что можно было бы облокотиться, нашел металлическую планку, на которой сидел парень, и подтянулся к ней. Он специально сильно потянул за веревку, сковывающую их, чтобы проверить, насколько тяжелым и сильным был парень. Тот чуть было не свалился. Тетч улыбнулся.
— Если бы Государство заботилось о людях, обо всех людях, а не только о тех, у которых красивые дома, никто бы из нас тут не сидел.
Тетч высморкался. Он уловил запах одеколона.
— Быть может, ты и не уличный, но всё равно воняешь.
Парень, сидящий на планке, замер.
— Я не воняю.
— Ещё как. Правда не мусором и не мочёй. Дай-ка угадаю. Какой там парфюм, что сейчас брызгают на себя новички Партии? Преданность № 4?
Он наклонился ближе к парню и поглубже вдохнул.
— Нет, думаю это Непотизм8
. — Он рассмеялся и сморщился от боли в голове.— Это не парфюм. Это одеколон. К тому же не мой...
— Что ж, ты насквозь провонял им. Либо ты лжешь, как мальчик-паинька из Партии, либо ты дал кому-то попотеть в твоей футболке...
— Попотеть в футболке?
— Точно. Не слышал разве о таком?
— Нет.
Через секунду парень подавил смешок.
— Но ведь неплохой же одеколон.
— Нет, конечно, нет.
Они сидели в тишине какое-то время.
— Это не из-за того, что мы нарушили комендантский час.
— Нет.
— Дерьмо. В чем они меня обвиняют?
— Не знаю. Я вообще ничего не знаю. Они вербовщики.
Вербовщики. Он вырос со своей старшей сестрой, которая только и делала, что рассказывала страшные истории о таких людях, которые похищали детей, стоило лишь приоткрыть окно для проветривания комнаты. Любой Рабочий мог рассказать о ком-то, кто настолько разозлил Государство, что "исчез" или был "завербован" на службу.
Теперь и он был на грани исчезновения.
Тут Тетча вырвало, и вся еда, на которую он потратил свой заработок, чтобы ненадолго забыть о голоде, после того как он слишком долго и часто работал, вышла наружу. Не так уж и много жижи было на полу, но вонь быстро перебила запах одеколона.
— Они везут нас на Линию Фронта, — сказал Тетч, утирая губы.
— Думаю, да. Я пытался образумить их. Они не могут вот так просто забрать Гражданина с улицы... То есть, я имею в виду...
Тетч пялился на него, заметив смущение на лице парня и красноту его щёк.
— Прости. Послушай. То, что ты Рабочий, а я нет, ещё не делает нас врагами, мы не обязаны ненавидеть друг друга. Мне нравятся Рабочие...
— Сейчас умру от счастья. Всё сразу меняется к лучшему, ведь я теперь знаю, что ко мне прикован Тот, Кто Симпатизирует Рабочим.
Парень заморгал. Затем отвернулся. Очень вовремя. Тетч закрыл глаза и притворился, что спал. Быть может, его сердцебиение угомонилось бы. Линия Фронта. Вот дерьмо.
* * *
Фургон замедлил ход. Аллард посмотрел на молодого Рабочего, который открыл глаза.
Вдруг раздался звук взрыва. Лопнули шины. Фургон затрясся, стал наклоняться и заваливаться на бок.
Аллард оказался верхом на парне. Он ощутил, насколько потной и горячей была его кожа по сравнению с его собственной. У Рабочего были ореховые глаза.
— Ты в порядке? — спросил Аллард.
— Буду в порядке, когда ты слезешь с меня. Что произошло?
Они прислушались. Кто-то начал кричать. Вербовщики в ужасе выкрикивали слова на незнакомом языке. Выстрелы. Эти звуки парализовали Алларда. Он вплотную прижался к Рабочему так сильно, как только мог. Это инстинкт, твердил он себе, инстинкт схватиться за кого-нибудь в поисках спасения, когда ты напуган. Рабочий попытался оттолкнуть его и подняться, но Аллард прошептал ему на ухо, чтобы он не двигался. Он точно не был уверен, какое решение было бы самым мудрым, но в его представлении было бы глупо привлекать к себе внимание, находясь в кузове фургона. Он не знал, что творилось снаружи, но пока никто не знал, что они были внутри, они были бы в безопасности. Хотя бы отчасти.
Крики прекратились. Их не стало хуже слышно. Они просто оборвались.
— Что это такое? — беззвучно произнес Рабочий одними губами.
Он не знал, кажется, все годы инструктирования прошли впустую. Аллард просто смотрел в прекрасные ореховые глаза. У Кита были красивые глаза, но не орехового цвета. Чудесные ореховые глаза, к которым не прикасалось Государство, которые просто были результатом творения генетики.
Что это было?