Отважная новая любовь. Сборник (ЛП)

Было слишком опасно оставаться на государственных дорогах, на которых полно пропускных пунктов. Близнецы были слишком приметными.

— Есть ли безопасное место? — не унималась сестра.

Скотт ничего не ответил. Я уловила отражение Эмили в зеркале заднего вид и, чтобы подбодрить ее, поднесла согнутый указательный палец к виску — наш тайный «близняшный» жест. Она посмотрела на меня, испуганная, но не настолько, какой она должна была быть. В конце концов, с ней была я, не так ли? Девочка, у которой был план. Девочка, у которой были ответы. Но она, как обычно, просчиталась.

У Скотта не было плана. Не было никакого безопасного места. Не было других девушек. Он был сам по себе, так же как и мы.

* * *

В конечном итоге «Колыбель» решила, что самую большую опасность для еще не родившихся детей представляет безответственность матерей. Какую мать можно было назвать самой безответственной? Наркоманку? Конечно же, каждый с этим согласен. Засуньте их в «Колыбель» и лечите. Женщина с пошатнувшимся здоровьем, которая в любом случае забеременеет? Даже такая думает, что нуждается в круглосуточном уходе. А как насчет беременной девочки-подростка? Настолько безответственной, что забеременела случайно. Такая безответственная, что государство еще даже не относит ее к категории взрослых. Столь безответственная, что не может ни голосовать, ни занимать какую-либо должность, ни присоединиться к Партии, ни водить машину. Совсем без царя в голове — ей ли взращивать человеческую жизнь? За ней самой нужно следить, заботиться. Ей определенно нельзя позволять выбирать, кто будет ухаживать за ребенком.

Родственники тоже не подходят для этой роли. В конце-концов, они были недостаточно ответственны, чтобы уберечь ее от ранней беременности. Моя мать облажалась. Я облажалась. Но ни за что, черт возьми, я сейчас не позволю себе подвести Эмили.

* * *

Одной из причин, по которой мне так понравился Скотт, было его умение всегда мыслить трезво, пускай даже мир вокруг него рушился. Например, он смог найти время в своем напряженном графике, можно сказать, на бегу, чтобы убедиться: его машина укомплектована палатками и спальными мешками, запасами еды, так что можно теперь спрятаться в лесу. Мы вырубили все планшеты из страха, что они могли удаленно активировать встроенные локаторы для определения местонахождения.

Уже совсем стемнело к тому времени, как мы разбили лагерь. От Эмили было мало толку. Когда она не билась в истерике, то была близка к состоянию комы. Это было ожидаемо, учитывая ее гормоны и прочее, — еще одна причина, по которой «Колыбель» утверждала: беременные подростки не вправе выбирать, что лучше для их детей. Как только мы разбили палатки, я уложила сестру в нашу, свернулась калачиком рядом с ней и гладила по спине, пока рыдания не стихли.

— Что мы будем делать? — всхлипывала она.

— Тише, — сказала я, гладя ее по волосам. — Sakasaka. Все будет хорошо.

Ничего подобного — не будет. Прямо сейчас, в эту самую минуту, Эмили считалась преступницей. Угроза для плода и нарушение «Закона о защите несовершеннолетних». Я прижалась плотнее и положила руку ей на живот. Почувствовала, как ребенок толкается. Вовсе не казалось, что здесь, в нашей уютной палатке, ему грозила опасность.

— А как же мама? Возможно, прямо сейчас они увозят её на допрос.

— Да, — сказала я. — Вот почему мы предприняли все возможное, чтобы ей не пришлось ничего утаивать или же лгать. На случай вот такого происшествия. — Конечно, гарантий не было, что государство ей поверит. Бедная мама. — Не волнуйся за нее. Просто попытайся расслабиться. Стресс вреден для ребенка.

— А как же его родители? — спросила Эмили. Она уверяла, что будет мальчик, хотя мы точно не могли знать. — Они тоже в беде… что обратились на черный рынок?

— Я не знаю, — ответила я.

Найденыши позволили Эмили выбрать, кто из их претендентов получит ребенка. Она выбрала Брукнеров, которые не были членами Оппозиции, как большинство ожидающих родителей. (Пока ты состоишь в Партии, практически невозможно получить одобрение на усыновление легальным путем). Это и повлияло на мою сестру, которая решила, что жизнь ребенка достаточно трудна и без всяких политических убеждений. Это было самое разумное, что я слышала от нее.

Хотелось бы мне знать, где сейчас были Брукнеры. Может, их тоже допрашивали. Смогут ли они вообще забрать ребенка. Я слишком многого не знала.

Я гладила Эмили по волосам, заправляла пряди за ухо, когда она поймала мой палец своим. Она согнула палец у виска, наше маленькое приветствие, но это не успокоило мои нервы. Наконец-то ее дыхание стало ровным, и я поняла, что она заснула. В этом была вся Эмили. Она могла спать при любых обстоятельствах. Потому что у нее была я.

— Sakasaka, — прошептала я ей на ухо. Но было все не так, как в нашем детском словечке.

Как только я убедилась, что она уснула, то вышла из палатки. Скотт ворошил угли.

— Все хорошо? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Ты сделал нужник или что-то вроде того?

Он жестом указал на юг:

— Вон там. Увидишь красный флажок — точно не пропустишь.