Отважное сердце

— Сюда! — прохрипел он, отталкиваясь от Эймера. Наклонившись, чтобы поднять меч, и чувствуя, как яростно шумит в висках кровь, он приостановился на мгновение, глядя сверху вниз на Эймера, который слабо стонал сквозь выбитые зубы. Меч задрожал в его руке, и нестерпимое желание покончить с врагом одним ударом охватило его. — В следующий раз я убью тебя.

Оставив Эймера без чувств валяться на захламленном полу кухни, Роберт, пошатываясь, нетвердой походкой вышел на дневной свет, затянутый дымом пожаров.

Англичане разбили лагерь на покрытом снегом склоне холма над Лланваесом. Внизу, в руинах, до сих пор полыхало зарево пожаров, которые никто не тушил, и в серых сумерках огонь казался особенно зловещим. Всех, кто уцелел в кровавой битве, рыцари согнали в кучу. Они представляли собой жалкое зрелище; дети плакали, мужчины и женщины стояли с побледневшими лицами, многие были ранены.

Роберт держался поодаль, все тело у него ныло, сломанный нос пульсировал болью. Рыцари постарше шумно радовались, довольные тем, как быстро они захватили город и покончили с мятежниками. Молодежь вела себя намного тише, многие попросту растерялись, вкусив первой крови, которой они так жаждали. Среди них был и Эймер с безобразно распухшим лицом и выбитыми передними зубами. Роберт мельком услышал, как рыцарь рассказывал Хэмфри душещипательную историю о том, как его подстерегли в засаде сразу трое повстанцев. Он сомневался, что хоть одна живая душа когда-либо узнает от Эймера правду о том, что произошло.

Пока Роберт наблюдал за происходящим, привели Мадога ап Льюэллина, раненого, но живого, и поставили перед ожидающими рыцарями и уцелевшими горожанами. Руки у него были связаны за спиной, но он шел с гордо поднятой головой между двух рыцарей, конвоировавших его. Золотой обруч, который он носил в бою, оставался у него на голове, помятый еще сильнее и забрызганный кровью. Мадога привели к Эдуарду, высокая фигура которого выделялась на фоне тусклого неба, а полы ярко-красной накидки безжалостно трепал ветер. За спиной короля развевались два флага. На его штандарте был изображен королевский герб Англии, а на втором дышал огнем выцветший золотой дракон. По кивку короля клирик в черной сутане подошел к Мадогу, чтобы снять у него с головы золотой обруч. Уэльский мятежник выплюнул несколько яростных фраз, но рыцари держали его крепко и он не смог помешать клирику забрать у него корону Артура и передать ее английскому королю.

Эдуард некоторое время молча смотрел на окровавленный золотой обруч, объединивший против него целую нацию. Затем, очевидно удовлетворенный, он кивком приказал унести его.

— Мы отмоем корону и приведем в должный вид. — Когда клирик унес ее, взгляд короля уперся в Мадога. — Ты поднял восстание, посягнул на границы королевства, совершил убийство, грабеж и разбой. Ты уничтожал собственность, подстрекал к беспорядкам и нарушил покой своего короля.

В лице Мадога не дрогнул ни один мускул. Он не сводил глаз с Эдуарда.

Роберт, глядя на него вместе с остальными, не мог не подумать о том, а понял ли Мадог или кто-нибудь из тех, кто остался жив, хоть слово из сказанного королем.

— За свои преступления ты будешь заточен в Тауэр, где и проведешь остаток своих дней. — Король сделал паузу, и стало слышно, как трепещет на ветру полотнище с золотым драконом. — Десять лет — долгий срок. Народ Уэльса забыл о той цене, которую ему пришлось заплатить за неповиновение. — Эдвард оглянулся через плечо, туда, где стояли Джон де Варенн и остальные английские графы. — Им нужно напомнить об этом.

Толпа расступилась, и Роберт услышал крик, когда из нее выволокли какого-то юношу. Это был молодой человек с черными, как смоль, волосами.

Мадог закричал и попытался вырваться.

— Как нам сообщили, это твой брат, Дафидд, — сказал Эдуард.

На избитом лице Дафидда отразился ужас, но он презрительно сплюнул на землю, когда двое рыцарей протащили его мимо Эдуарда к тому месту, где оруженосцы держали под уздцы двух лошадей. Один из рыцарей отвел руку, чтобы заковать юношу в кандалы, но король отрицательно качнул головой. Мадог забился в руках стражников, бессвязно выкрикивая что-то по-валлийски, обращаясь к королю и своему брату, который не сводил взгляда с лошадей, к седельным лукам которых были привязаны толстые веревки. Свободные концы их держали в руках солдаты.

Рыцари развели руки Дафидда в стороны. Солдаты, державшие веревки, подошли к нему и привязали их к его запястьям, тщательно проверив каждый узел, дабы убедиться, что он не развяжется. Лошади фыркали, когда оруженосцы развели их в стороны по бокам Дафидда, грудь которого судорожно вздымалась. Кольца веревок, концы которых были привязаны к седельным лукам и запястьям Дафидда, размотались, но пока еще провисали свободно. Рыцари оттеснили горожан в сторону, чтобы те не попали под копыта коней. Кое-кто из них отвернулся, матери прижимали лица детей к своим юбкам, мужчины закрывали глаза. Остальные смотрели на происходящее в немом отчаянии. Эдуард стоял в окружении вельмож, и лицо его ничего не выражало.