Отважное сердце

И, вскинув голову, словно молодой петушок, изготовившийся к драке, Гринька Настасьин стиснул рукоять воображаемой секиры.

"А пожалуй, и впрямь добрый воин станет, как подрастёт", - подумалось в этот миг Александру.

- Ну что ж, - молвил он с гордой благосклонностью, - молодец! Когда бы весь народ так судил...

- А народ весь так и судит!

- Ого! - изумился Александр Ярославич. - А как же это он судит, народ?

- Не смею я сказать... ругают тебя в народе... - Гринька отвёл глаза в сторону и покраснел.

Ярославич приподнял его подбородок и глянул в глаза:

- Что ж ты оробел? Князю твоему знать надлежит - говори!.. Какой же это народ?

- А всякий народ, - отвечал, осмелев, Настасьин. - И который у нас на селе. И который в городе. И кто по мосту проезжал. Так говорят: "Им, князьям да боярам, что! Они от татар откупятся. Вот, говорят, один только из князей путный и есть - князь Невский, Александр Ярославич. Он и шведов на Неве разбил, и немцев на озере, а вот с татарами чачкается, кумыс пьёт с ними, дань в татары возит!.."

Невский не смог сдержать глухого, подавленного стона. Стон этот был похож на отдалённый рёв льва, который рванулся из-под рухнувшей на него тяжёлой глыбы. Что из того, что обрушилась эта глыба от лёгкого касания ласточкина крыла! Что из того, что в слове отрока, в слове почти ребёнка, прозвучало сейчас это страшное и оскорбительное суждение народа!

Александр, тихо ступая по ковру, подошёл к Настасьину и остановился.

- Вот что, Григорий, - сурово произнёс он, - довольно про то! И никогда - слышишь ты! - никогда не смей заговаривать со мной про такое!.. Нашествие Батыево! - вырвался у Невского горестный возглас. - Да разве тебе понять, что творилось тогда на русской земле?! Одни ли татары вторглись? То была вся Азия на коне!.. Да что я с тобой говорю об этом! Мал ты ещё, но только одно велю тебе помнить: немало твой князь утёр кровавого поту за землю русскую!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Тяжкие думы не дают уснуть Александру. Вот уж пропели петухи. Не спится. Невский тихонько окликнул Настасьина, приказал ему зажечь свечи и позвать княжеского лекаря - доктора Абрагама.

Облачённый в бархатный просторный халат с поясом, Александр Ярославич сидел в кресле за своим рабочим столом в ожидании личного врача.

"Худо. Уж не захворать ли я вздумал? - почти вслух размышлял он. Сие не вовремя будет, ох как не вовремя!"

Вошёл доктор Абрагам - высокий, худощавый старец лет семидесяти. У него было красивое, тонкое лицо, удлинённое узкой и длинной, словно клинок кинжала, белой бородой. Седые кудри его прикрыты были чёрной шапочкой. Он опирался на длинный посох.

Это был один из придворных врачей ещё при отце Невского - Ярославе Всеволодиче. Некогда князь Ярослав спас его из рук разъярённых литовцев, намеревавшихся утопить старого лекаря, как колдуна. И с тех пор Абрагам жил при дворе Ярослава Всеволодича - то во Владимире, то в Новгороде. Он был учён и сведущ во врачебном искусстве.

- Снотворного чего-нибудь дай мне, - сумрачно сказал Александр, едва только лекарь сел в предложенное ему кресло.

- Какого же снотворного прикажешь, государь?

Невский в недоумении посмотрел на него:

- Тебе ли, о доктор Абрагам, спрашивать меня об этом?

- Прости, государь! Я хотел лишь узнать: на короткое время ты хочешь забыться или же хотел бы погрузиться в сонный покой надолго?

- Мужу Покой - только смерть! - сурово отвечал Невский. Его уже начали раздражать эти расспросы многоучёного доктора. - Выспаться хочу. Путь предстоит дальний!

Старик поднялся с кресла и склонил голову.

Однако придворный лекарь не мог избавиться от своей стариковской дотошности.

- Видишь ли, государь, - сказал он, - если мы, медики, хотим, чтобы человек уснул обычным сном, то надлежит искрошить с помощью резала корень валерианы...

Но ему не пришлось договорить. Звонкий мальчишеский голос из угла палаты вдруг перебил его.

- А у нас вот, - сказал голос, - дедонька мой, мамкин отец, когда кто не спит и придёт к нему за лекарством, он мяун-корень заварит и тем поить велит...

И князь и доктор - оба были поражены, услыхав этот голосок, столь внезапно вступивший в их беседу.

Потом Невский громко рассмеялся и молвил:

- Ах, ты!.. Ну как же, однако, ты напугал меня, Настасьин!.. А ну-ка, ты, лекарь, подойди сюда.

Григорий Настасьин, потупясь, выступил из своего угла и остановился перед Александром Невским.

- Стань сюда, поближе... вот так, - сказал Александр Ярославич и, крепко ухватив Гриньку за складки просторной одежды, переставил его, словно шахматного конька, между собою и лекарем.

Озорные искорки сверкнули в глазах старого Абрагама.

- А ну, друг мой, - обратился он к мальчику, - повтори, как твой дед именовал эту траву, что даёт сон.

- Мяун, - не смущаясь, ответил Гринька. - Потому что от неё кошки мяукают.

Князь и доктор расхохотались. Затем старый врач важно произнёс:

- Да, ты правильно сказал. Но ещё в Древнем Риме врачи привыкли именовать это растение валериана, ибо она, как гласит латинское слово "валере", подлинно оздоровляет человека. Она даёт здоровый сон.