Отважные капитаны. Сборник

— Вот мы его и уважаем, — заявил Тегг. — Бумаги у него были в полном порядке; и суд его оправдал. Мы должны были учитывать политические реалии. Я так и сказал Маддингему в гостинице, а...

Маддингем перебил его и обратился к остальным:

— Я так и не смог решить, как относиться к Теггу в ходе дознания, — пояснил он. — С виду он походил на настоящего моряка, а говорил, как проклятый грязный политикан.

— Так оно и было, — парировал Тегг. — Мне было приказано рядиться в эту тогу, я так и поступил.

Маддингем раздраженно провел короткопалой пятерней по своим стриженным седым волосам, поглядывая из-под волосатых бровей, словно оконфузившийся ребенок. Остальные, откинувшись на спинки стульев, дружно рассмеялись.

— Полагаю, мне следовало бы самому догадаться и ожидать чего-то подобного, — запнувшись, проговорил он, — но я, наверно, слишком серьезно, отнесся к роли капитан-лейтенанта добровольческого резерва флота его величества во время войны. Будь это деловое предложение, я бы так не оплошал.

— А мне все время казалось, будто вы подыгрываете мне и судьям, — признался Тегг. — Мне и в голову не могло прийти, что вы относитесь к этому серьезно.

— Видите ли, я приучен всерьез относиться к закону. В свое время я дорого за это заплатил.

— Мне очень жаль, — кивнул Тегг. — Нам пришлось отпустить этого промасленного бродягу — на то были свои причины, но, как я уже говорил, после оглашения приговора Маддингему было вменено в обязанность надлежащим образом проследить, чтобы тот действительно отправился на Антигуа.

— Естественно, — согласился Портсон. — Ведь Антигуа был заявленным нейтралом пунктом назначения. А что сделал Маддингтон?

Вместо его приятеля ответил Тегг, потупившись с притворной скромностью:

— Маддингтон схватил меня за руку и крепко пожал. Потом заискивающе заглянул мне в глаза (могу поклясться!), порозовел и пробормотал: «Я согласен!» — словно жених у алтаря. Даже сейчас, вспоминая эту сцену, я начинаю волноваться. И потом я не видел его вплоть до того момента, как «Хиларити» выходила на буксире из гавани и Маддингем почем зря клял лоцмана.

— Я очень спешил, — пояснил тот. —— Мне надо было первым выйти из устья реки, чтобы подстеречь нейтрала. С отливом я зашел в док к «Биллеру и Гроуву» (я ремонтируюсь у них уже много лет), а потом загнал «Хиларити» в узкую протоку позади их эллинга, так что «Ньют» не заметил меня, проходя мимо. Затем я выбрался из укрытия и последовал за ним через отмель. Он сразу же лег на курс норд-норд-вест. Я отпустил его подальше, пока берег не скрылся из виду, а потом догнал, дал залп поперек его курса и пристроился рядом с его бортом. Я недурно пообедал и поэтому не собирался выходить из себя. Я сказал ему: «Прошу прощения, но, насколько я понимаю, вы направляетесь на Антигуа?» — «Так и есть», — ответил шкипер и, поскольку он явно нервничал из-за того, что я едва не упирался в него бортом — а моя «Хиларити», надо вам знать, слушается руля, как миленькая, — я продолжил нашу беседу и спросил: «Могу я предположить, что в данный момент ваш курс ведет не на Антигуа?»

К этому времени он уже вывесил за борт кранцы, а его матросы в один голос вопили, чтобы я не приближался. Но я перехватил руль «Хиларити» и снова стал их поддавливать. Тогда он сказал: «Я сейчас испытываю новое топливо, относительно которого у меня есть некоторые сомнения. Если оно нормально проявит себя, я возьму курс на Антигуа, но мне потребуется некоторое время, чтобы испробовать его и отрегулировать машины». — Я ответил: «Отлично. Дайте мне знать, если я смогу чем-нибудь вам помочь», — после чего отстал и позволил ему плыть куда заблагорассудится. Разве я поступил недостойно, Портсон?

Портсон согласно кивнул.

— Я знаю эти ваши штучки с «Хиларити», — отозвался он. — Даже при небольшом волнении нервы у меня от этого начинают звенеть, как натянутые струны. Как вам это удается, черт бы вас побрал?

— Все дело в том, как переложить руль, — не без похвальбы отозвался Маддингем. — Когда она в настроении, то может пройти впритирку где угодно. Мне пришлось еще раз прибегнуть к этому трюку в тот вечер, чтобы восстановить моральное превосходство. Он не зажег ходовые огни, и я едва не налетел на него впотьмах. Целых три минуты он испытывал смертельный страх, зато я поквитался с ним за этот чертов трибунал. Но при этом я проявил абсолютную вежливость и даже рассыпался в извинениях. И даже не стал просить его зажечь ходовые огни.

— А он? — осведомился Уинчмор.