Его сразу же, как туман, охватил мутный сумрак и тяжелый дух холодной затхлости. В домике пахло потом, прелой одеждой, гнилой соломой. Большую часть единственной комнаты занимали двойные нары. В углу валялась куча какого-то грязного тряпья, закопченные консервные банки - в них, видно, варили пищу.
Стремянной с минуту постоял на пороге, осматривая все углы: нет ли человека.
- Есть тут кто-нибудь? - спросил он, чтобы окончательно удостовериться, что осмотр его не обманул.
Ему никто не ответил. Он стал переходить из одного домика в другой. Всюду было одно и то же. Грязное тряпье, консервные банки, прелая солома на нарах… Иногда Стремянной замечал забытые в спешке вещи - солдатский котелок, зазубренный перочинный нож, оставленный на подоконнике огарок оплывшей свечи. Все это выдавало торопливые ночные сборы. Кто знает, чей это был нож, чей котелок, кому в последний вечер светила эта стеариновая оплывшая свеча…
Входя в очередной домик, Стремянной всякий раз повторял громко: «Есть тут кто-нибудь?» И всякий раз вопрос его оставался без ответа. Он уже перестал думать, что кто-нибудь отзовется.
И вдруг в одном из домиков, не то в пятом, не то в шестом, с верхних нар послышался слабый, тихий голос:
- Я здесь!..
Стремянной подошел к нарам, заглянул на них, но в полутьме ничего не увидел.
- Кто там?
- Я…
- Да кто вы? Идите сюда!..
- Не могу, - так же тихо ответил человек.
- Почему не можете?
- Ноги поморожены…
В глубине на нарах зашевелилась, зашуршала солома и показалась чья-то всклокоченная голова, потом плечо в старой, порванной военной гимнастерке, и человек со стоном подполз к самому краю нар.
- Подожди, я тебе помогу, - сказал Стремянной, встал на нижние нары, одной рукой ухватился за столб, на котором они держались, а другой обнял плечи человека и потянул его на себя.
Человек застонал. Тогда Стремянной правой рукой обхватил плечи человека, левую подсунул ему под колени и снял его с нар. Человек почти ничего не весил - так он был изнурен и худ. Он сидел на нижних нарах, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышал. В надвигавшихся сумерках Стремянной не мог ясно разглядеть его лицо, обросшее бородой. Натруженные, в ссадинах руки бессильно лежали на коленях. Ноги в черных сапогах торчали как неживые.
- Вы кто такой? - спросил Стремянной.
- Пленный я… На Тиме в плен попал, - ответил солдат. А руки его все время гладили колени, остро выступавшие из-под рваных брюк.
- Ну, а с ногами-то у вас что? Сильно поморозили?
- Огнем горят… Ломят… Терпенья нет. - Человек минуту помолчал, а потом, пересилив боль, сказал сквозь зубы: - Мы на строительстве укрепрайона были. Нас сюда цельные сутки по морозу пешком гнали. А обувь у нас какая? Никакой…
- Послушайте, послушайте-ка, - сказал Стремянной, - какой это укрепрайон? Тот, что западнее города?
- Да, как по шоссе идти…
- Далеко это отсюда?
- Километров сорок будет…
- Что же вы там делали?
- Да что… доты строили… рвы копали… Ох, товарищ начальник, сил у меня больше нет!..
- Сейчас отвезу вас в госпиталь, - сказал Стремянной, - там вам помогут… А сумеете вы на карте показать, где эти доты?
- Надо быть, сумею…
- А как же вы здесь оказались?
- А нас сюда назад пригнали - склады грузить!
- Когда?
- Да уж четверо суток скоро будет.
«Четверо суток! - крикнул про себя Стремянной. - Значит, это было еще до наступления».
- Где же остальные?
- Увели. Ночью… А куда, не знаю… Ой, ноги, ноги-то как болят! - Он крепко обхватил свои ноги и замер, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
Стремянной вынул из кармана фонарик и осветил ноги солдата. Ему стало не по себе. То, что он принял за сапоги, на самом деле были босые ноги, почерневшие от гангрены…
- Вот несчастье!.. Держись-ка, друг, за мои плечи. - Стремянной поднял солдата и, как ребенка, вынес его на крыльцо.
Он посадил его на заднее сиденье машины, укрыл одеялом, которое всегда возил с собой, а сам сел рядом. Машина тронулась.
- Ты из какой дивизии? - спросил Стремянной солдата, с щемящей жалостью рассматривая его всклокоченную рыжую бороду и лицо, изрезанное глубокими морщинами.
Что-то похожее на улыбку промелькнуло по лицу солдата.
- Да из нашей, из сто двадцать четвертой, - тихо ответил он.
- А в какой части служил?
- В охране штаба…
Стремянной пристально взглянул на солдата.
- Еременко! - невольно вскрикнул он, и голос у него дрогнул.
В сидящем перед ним старом, изможденном, человеке почти невозможно было узнать того Еременко, который всего год назад мог руками разогнуть подкову.
- Я самый, товарищ начальник, - с трудом выдохнул солдат.
- А меня признаешь?
- Ну как же!.. Сразу признал…
Тут машина вздрогнула на выбоине дороги, Еременко ударился ногами о спинку переднего сиденья и тяжело застонал.
- Осторожнее ведите машину! - строго сказал Стремянной шоферу.
Машина замедлила ход. Теперь шофер старательно объезжал все бугры и колдобины. Еременко сидел, завалившись на сиденье, с закрытыми глазами, откинув голову назад.