И действительно, телеграмма была очень приятная. Стремянной быстро пробежал ее глазами, невольно сказал: «Ого!» - и вышел в соседнюю комнату, где полковник Ястребов беседовал со своим заместителем по политической части - полковником Корнеевым, невысоким, коренастым, медлительным и спокойным человеком, любителем хорошего табака и хорошей шутки.
Они сидели за столом, на котором лежали оперативные сводки и карты, впрочем тщательно сейчас прикрытые, так как в комнате находился посторонний человек в штатском. Ему было, вероятно, лет под пятьдесят (а может быть, и меньше - месяцы, прожитые в оккупации, стоили многих лет жизни). Его темные, когда-то пышные волосы были так редки, что сквозь них просвечивала кожа, щеки покрывала седая щетина. Одет он был в старое черное пальто, из-под которого виднелись обтрепанные серые летние брюки. На носу у него кое-как держались скрепленные на переносице черными нитками, сломанные надвое очки с треснувшим левым стеклышком. Разговаривая с командирами, человек время от времени поглядывал на телефониста, который, сидя в углу, ел из котелка суп.
В стороне, у окна, стоял начальник особого отдела дивизии майор Воронцов. Он был одного возраста со Стремянным, но выглядел значительно старше - может быть, оттого, что имел некоторое предрасположение к полноте. Слегка прищурив свои небольшие карие глаза, он спокойно курил папиросу, внимательно и с интересом слушая то, что рассказывал человек в пальто. В руках он держал несколько фотографий, уже, очевидно, им просмотренных, выжидая, пока Ястребов и Корнеев просмотрят другие.
Мельком взглянув на постороннего, Стремянной подошел к Ястребову и, сдерживая улыбку, громко произнес:
- Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться!..
Ястребов удивленно и строго посмотрел на него.
- Бросьте эти шутки, Стремянной!.. У нас тут дело поважнее… Познакомьтесь. Это местный фотограф. Он принес нам весьма интересные снимки… Их можно будет кое-кому предъявить. - И Ястребов протянул Стремянному пачку фотокарточек.
Стремянной взял у него из рук десяток еще не совсем высохших фотографий, отпечатанных на матовой немецкой бумаге с волнистой линией обреза. На этих фотографиях были сняты эсэсовцы. На одной - во время игры в мяч, без мундиров, в подтяжках, с засученными до локтей рукавами рубашек. На другой - они сидели вокруг стола в мундирах при всех регалиях и дружно протягивали к объективу аппарата стаканы с вином. Среди них было несколько женщин. На третьей - гитлеровцы были сняты в машине, каски и фуражки низко надвинуты на глаза, на коленях - автоматы. Не забыли они сняться и у подножия виселицы в самый момент казни, на кладбище, среди уходящих вдаль одинаковых березовых крестов…
На этих же фотографиях - то сбоку, то на заднем плане - виднелись какие-то фигуры в штатском. Они, видимо, тоже участвовали в происходящем, но чувствовалось, что это люди подчиненные, зависимые и между ними и их хозяевами - огромная дистанция.
- Да, эти фото нам будут очень полезны, товарищ генерал, - согласился Стремянной и, отступив на шаг, незаметно для Ястребова передал за его спиной телеграмму замполиту.
- Опять - генерал! - уже рассердился Ястребов.
- А что, собственно, вы, товарищ генерал, придираетесь к начальнику штаба? - сказал, улыбаясь, Корнеев. - По-моему, он совершенно прав, вы и есть генерал… Вот, смотрите! - И он протянул Ястребову телеграмму. - За освобождение города вам присвоено звание генерал-майора и вы награждены орденом Красного Знамени…
- А дивизия?… - спросил Ястребов.
- Никого не забыли, Дмитрий Михалыч. А дивизии объявлена благодарность. Приказано наградить всех отличившихся, - сказал Стремянной, уже не сдерживая своей радости.
Ястребов читал телеграмму долго-долго и почему-то сердито сдвинув брови. Наконец прочел и отложил в сторону.
- Прямо невероятно, - сказал он вполголоса: - четыре события, и все в один день!
- Три я знаю, товарищ генерал. - Стремянному ново и даже как-то весело было называть Ястребова генералом. Ведь всего несколько месяцев тому назад он был подполковником, а в начале войны - майором. - Первое событие - освобождение города. Второе - присвоение вам звания генерала. Третье - орден… А четвертое?
- Ну, это самое незначительное, - смущенно сказал Ястребов: - мне сегодня исполнилось сорок пять лет.
- Поздравляю, Дмитрий Михалыч! - сказал Корнеев, крепко пожимая ему руку. - Отметить это надо! Такие дни бывают раз в жизни!..
- И я вас поздравляю, товарищ полк… - Стремянной вдруг сбился, махнул рукой и обнял Ястребова, - дорогой мой товарищ генерал!..
Ястребов с трудом высвободился из его могучих объятий.