Отважный капитан

— Чума тут прошла и все начисто уморила. Кого настигла дома, всех унесла. А кто успел убежать в лес, те уцелели. Туда чума ходить не смеет. Она все больше вокруг деревни бродит. Потому я и говорю — бегите в лес, там ее нет! На меня вы не смотрите: я уже старая, мне уж все равно. Глядите, как бы вас она не подстерегла где-нибудь. До того люта, проклятая, никому пощады не дает… Вся деревня вместе с садами тебе кладбище. Куда не ступишь, всюду могилы. Сколько деток, молодиц, сколько девушек и парней удалых унесла — не перечесть! Пускай бы лучше меня она прибрала, так нет же! Оставила горе мыкать да оплакивать своих деток…

— А давно прошла чума, бабушка? — спросил Велчо.

— Как началась весна. Распустились вербы, а она тут как тут. Турки ее приволокли, покарай их господь!

— А лекарства от нее нет?

— Нет, сынок. Отец Сергий прислал нам из монастыря что-то, но не помогло… Чума, она и есть чума, сынок! Одно спасение — укрыться в лесу. Бегите и вы туда, а то как бы она не перехватила вас на дороге…

Велчо повернул коня и поехал к лесу. За ним поскакал и Петр, время от времени оборачиваясь, чтобы посмотреть на старуху, которая все еще стояла бледная, косматая, в лохмотьях, словно сама чума.

— Поживей, Петр! — окликнул его Велчо, поторапливая своего коня и продираясь сквозь густые заросли. — Давай-ка скорее убираться подальше от этого чумного села, а то как бы и нам не попасть в беду. Несчастные люди!..

Подавленные только что увиденным зрелищем, всадники выбрались наконец на поляну.

— А я уже было подумал, что тут кирджалии прошли, — сказал Петр.

— Что кирджалии, что чума — один черт… Конца нет нашим страданиям, Петр! Если не кирджалии, то чума, не чума, так янычары, не янычары, так заптии. Все сюда, все на нашу голову!

Велчо изменил направление, и перед его глазами вырос монастырь. В вечернем сумраке мерещились лишь побеленные известью стены. Было тихо и безлюдно. Конские копыта зацокали по булыжнику притихшего монастырского двора.

Откуда-то, со стороны монастырской кухни, донесся собачий лай; затем показался монах, выбежавший навстречу путникам.

Видя, что перед ним бай Велчо из Тырнова и монастырский служка Петр, монах успокоился.

— Давай коня, бай Велчо, — сказал он и потянулся, чтобы взять под уздцы вспотевшую лошадь.

Бай Велчо подал ему поводья, вынул из стремени ногу и тяжело опустился на землю.

— Слава богу! — сказал он со вздохом. — Наконец-то мы приехали! Петр, поставьте с отцом Сысоем на место лошадей и хорошенько обсушите их, прежде чем задать им зерна. Ступайте… Отец Сергий в монастыре?

— Тут, бай Велчо, у себя, — ответил монах.

Хорошо знакомый с обстановкой монастыря, Велчо сразу стал подниматься по деревянной лесенке к кельям. В притихшей обители звонко раздавались его шаги. Келья отца Сергия находилась в самом конце темного коридора. Нащупав сводчатую дверь, Велчо трижды постучался.

— Отец Сергий, можно к тебе?

Внутри послышались шаги. Затем донесся звонкий юношеский голос:

— Входи!

— Гостей принимаешь?

Скрипнула низкая деревянная дверь, и на пороге появился отец Сергий — высокий, с черными длинными волосами, падавшими на широкие плечи, с бородой и усами, скрывавшими добрую половину его лица, с густыми бровями, под которыми, словно горящие угли, светились глаза.

— А я только что о тебе думал, бай Велчо! — широко распростер руки улыбающийся игумен. — Где ты пропадал? Что с тобой случилось? Милости прошу!..

— Да вот брожу по свету, отче, скликаю беды на свою голову.

— Понимаю, Велчо, все мы грешники…

Гость вошел в тесную келью. Дощатый пол был застлан рогожкой. Близ зарешеченного оконца стояла низкая деревянная кровать, рядом — глиняный кувшин с водой, лавка, на ней чернильница, орлиное перо, Евангелие и пороховница. Над кроватью висели два пистолета, а у иконы мерцала лампадка. Трепещущий язычок пламени едва освещал комнатушку бледным светом. У самой двери висел железный крест. Подойдя к нему поближе, Велчо увидел, что это вовсе не крест, а обоюдоострый меч с посеребренной рукоятью.

— Ты голоден? — спросил игумен, доставая из шкафа в стене суму с хлебом. — Видал такого хозяина — еще спрашивает! — упрекнул сам себя отец Сергий и засмеялся. — Ну кто спрашивает гостя, хочет ли он есть? Ты уж прости, бай Велчо. Что с нас, дикарей, взять! Живем в этой глуши… Ну, садись, присаживайся! Закусим чем бог послал…

Велчо уселся по-турецки на рогожку. Отец Сергий постлал перед ним пеструю скатерку, нарезал хлеба. Затем поставил миску холодного грибного супу, тарелку свежей рыбы, политой уксусом, несколько головок чеснока, горсть маслин и немного ломкой лясковской пастырмы,[46] которую Велчо очень любил. Под конец игумен извлек из шкафа флягу с красным вином местного, монастырского, производства и сел против гостя.

— Ну, бай Велчо, буюрусум[47] усмехнулся отец Сергий. — Рыбы я сам наловил, вино из нашего монастырского винограда — я сам его сажал, сам обрезал… Только маслины и пастырма не мои, но раз они тут, на нашей трапезе, — они наши. Поэтому ешь и ни о чем не спрашивай. На здоровье и добро пожаловать!