Отважный капитан

Однажды ночью весенний ветер разбушевался до такой степени, что вздыбленные морские волны, яростно устремляясь на берег, почти достигали рыбачьих хижин, и напуганные морским прибоем заптии, неожиданно покинув свой пост, ушли в глубь селения.

В эту бурную ночь к хижине Мамарчева подошел какой-то человек и осторожно постучал в дверь:

— Капитан! Капитан!

Мамарчев приподнялся на своей деревянной кровати и прислушался.

— Барба Георгий! Барба Георгий!

— Кто ты такой? Что тебе нужно?

— Свой, отвори!

Мамарчев встал, отодвинул засов и открыл дверь. В хижину проскользнул высокий худощавый парень. Очень усталый, он притащил какой-то узел. Мамарчев зажег крохотную сальную свечку и, приподняв ее, поглядел на странного гостя.

— Костакис!

— Я, барба Георгий!

— Да ты меня напугал, Костакис! — усмехнулся Мамарчев, поставив свечку в стороне. — Ну, рассказывай, каким ветром тебя занесло сюда. Как же ты не побоялся заптиев и этой бури?

— Заптии сбежали, барба Георгий, а с бурей у нас старая дружба.

— Садись, садись, Костакис! Сейчас я разведу огонь в очаге, а то холодновато. Апрель на носу, а все еще холодно.

— Барба Георгий, я ненадолго, засиживаться не могу.

— Все же присядь на минутку. Я тут за всю зиму живого человека не видел, если не считать заптиев… С людьми разучился разговаривать… Присаживайся, Костакис, присаживайся! Тебе от меня уйти будет нелегко.

Пошарив в темном углу, Мамарчев нашел сухих щепок, и вскоре в очаге разгорелся огонь. В хижине стало тепло и уютно.

— Ну, теперь рассказывай, Костакис, — начал Мамарчев, усаживаясь напротив гостя. — Рассказывай, что случилось.

— Барба Георгий, прежде всего привет тебе от капитана нашей шхуны!

— Спасибо, Костакис.

— Он давно хочет повидать тебя, да охрана мешает. Заптии в последнее время стали еще строже. Видать, управляющий наведывался или еще какая-нибудь шишка.

— Хватает их тут, Костакис, и каждый приходит с новым приказом… Боятся меня, будто я какой-нибудь Наполеон Бонапарт.

— Мы знаем про твое бедственное положение, барба Георгий. А потому наш капитан решил вызволить тебя из этого ада. Он готов тебе помочь во всем. Отвезет тебя на нашей шхуне, куда пожелаешь. В Болгарию, в Россию, в Грецию… Куда угодно.

— Что ты такое говоришь, Костакис? Мне бежать?

— Бежать, капитан.

Мамарчев оглянулся: ему казалось, что это совершенно невозможно.

— Далеко ли мы уйдем на обыкновенной рыбацкой шхуне, Костакис? Разве мыслимо бежать, когда такое бурное море?

— Барба Георгий, ты не знаешь нашего капитана… Он способен на деревянном корыте переплыть океан, и ничего с ним не случится! Наш капитан родился в море, барба Георгий. Об этом не беспокойся!

— Море меня не пугает, Костакис, но все это мне представляется чем-то несбыточным. Да и некуда мне податься, Костакис.

— Уходи из этого ада, капитан, — настаивал юноша. — Я вот и одежду тебе принес, чтоб ты мог переодеться. Нарядишься рыбаком, и никто тебя не узнает.

— Костакис, Костакис!.. — усмехнулся Мамарчев. — Все это очень славно. Спасибо вам за вашу доброту, но уехать я не могу. Мне дорога офицерская честь и солдатская доблесть, Костакис! Почему я должен бежать? Меня обязаны освободить. Я имею на это право. Да-да, они обязаны меня освободить! Я не виновен, а раз так, то зачем же я буду бежать, словно вор и убийца, словно преступник какой?! Ты меня понимаешь, Костакис?

— Барба Георгий, кто станет обращать внимание па твое право! Разве не видишь, что в этом турецком государстве все шиворот-навыворот?

— Я нахожусь в особом положении, Костакис.

Юноша глядел на него с отчаянием, опасаясь, что ему придется возвращаться ни с чем. Что он скажет своему капитану?

— Барба Георгий, ты подумай хорошенько. Не обязательно бежать именно сегодня. Наш капитан будет ждать от тебя ответа.

Мамарчев прислонил голову к подоконнику и не сказал больше ни слова. Юноша встал, взял узел с одеждой, осторожно приоткрыл дверь и тотчас же потонул во тьме. Мамарчев продолжал сидеть, склонив голову на подоконник, охваченный тревожными мыслями, которые то запутывались, то распутывались, не приводя, однако, его к какому-либо определенному решению, не предлагая нужные ответы.

Рев моря усиливался. Из мрачной бездны мчались необузданные волны и со страшным грохотом разбивались о прибрежные скалы. Порой рев несколько утихал. А может, это почудилось Мамарчеву, погруженному в свои думы? Порой же удары водной стихии слышались так ясно и близко, что казалось, земная твердь с минуты на минуту рухнет и ее тут же поглотит морская пучина. В такие мгновения капитан вздрагивал, приподымался и долго с недоумением глядел в окно, словно спрашивая: «Неужто приходит конец света?» А как только волны, ударяясь о берег, снова входили в свой размеренный ритм, он опять склонял голову и погружался в свои мысли. И, всецело поглощенный бурей, бушующей в его собственном сердце, он уже не замечал морской бури, которая лютовала совсем рядом с его ветхой лачугой.