Отвергнутая

Эдуардо приоткрыл глаза и удивился, обнаружив, что она смотрит на него. Ее глаза скользнули по его лицу, и она тут же поджала губы, чтобы они не выглядели такими полными и мягкими. Мысль о том, что его следует винить за эту перемену, уколола его сознание. Даже в темноте зала ее красота сияла. Понимает ли Филадельфия, как она прекрасна? Он в этом сомневался.

Она предрасположена воспринимать жизнь слишком серьезно. Он понял это в ту же минуту, когда в первый раз увидел ее. Эдуардо преклонялся перед ее сдержанностью, хотя и подозревал, что ее строгий контроль над своими чувствами легко может обернуться горечью, если она не научится давать волю своим эмоциям. Филадельфия молода и полна жизни. Ей нужно испытывать радость от бытия.

Он был непростительно резок с ней в тот момент, когда она оказалась совершенно беззащитной и легко ранимой. Эдуардо вынужден был отвернуться от нее, как раз когда она ощутила страсть, которую он без умысла возбудил в ней. Неудивительно, что она избегает его взгляда. Собственная бестактность задевала Эдуардо. Он любил женщин, и они любили его. Все дело в этом нелепом костюме. Он не должен выглядеть в ее глазах подобострастным. Это была ошибка, которую он не повторит.

Когда в антракте зажегся свет, у Филадельфии начала болеть голова от того, как на нее глазели. Она поднялась со своего кресла.

— Мадам Ормстед, мне нужен свежий воздух. Вы извините меня?

— Нет, не извиню. Если вы сейчас выйдете в фойе, вас растопчут поклонники. Мы будем ждать здесь и позволим Акбару впустить сюда немногих визитеров. Присядьте, дорогая. Вы не должны выглядеть скованной.

Филадельфия села, бросив косой взгляд на Акбара. Это по его вине она оказалась в такой ситуации. Почему именно, она не была уверена, но была совершенно убеждена, что ответственность лежит на нем.

В дверь ложи постучали, и у Гедды вздрогнули уголки рта.

— Акбар, ты можешь спросить, кто там.

Он склонил голову и исчез за портьерами только для того, чтобы через секунду вернуться.

— Мемсаиб, джентльмен говорит, что его зовут Генри Уортон.

Улыбка Гедды смягчилась.

— Мой племянник? Пригласите его. Герберт, мой мальчик! Входи. — Она нетерпеливо махнула рукой высокому молодому человеку в вечернем костюме, шагнувшему в ложу. — Где твоя глупая мать, Герберт?

— Я Генри, тетя Гедда, — отозвался молодой человек; его приятное лицо слегка зарделось. — Мама хорошо себя чувствует. — Он не отрываясь смотрел на прекрасную молодую женщину, сидящую рядом с его теткой, и добавил: — Но ее сегодня здесь нет.

— Ну и слава Богу! — с откровенной радостью объявила Гедда. — Я терпеть не могу разговаривать с твоей матерью. Она ведь совершенно глупа. Известно, что нельзя плохо говорить о немощных, и я обычно этого не делаю, но твоя дорогая матушка отказывается признать свою ущербность и вечно самым нелепым образом высказывается по любому поводу. Ладно, Дельберт, хватит глазеть, скажи что-нибудь.

— Я Генри, тетя Гедда, — повторил молодой человек, с печальной улыбкой глядя на Филадельфию. — Я ужасно рад видеть вас здесь. Вся семья уже потеряла надежду встретить вас в обществе.

Гедда подняла свой лорнет.

— Ну и что? Разве дама не может довольствоваться собственным обществом, если оно не может предложить ей взамен хоть что-нибудь вполовину интересное? Осмелюсь утверждать, что вы тратите большую часть своего времени на то, что скучаете или нагоняете тоску на своих собеседников. Оставаясь в моей резиденции, я уберегаю себя от вины за первое и от греха за второе. — Она неожиданно обернулась к двери. — Акбар! Я хотела бы чего-нибудь прохладительного. Если Гарольд перестанет тратить время попусту и сядет, будет хорошо, если ты принесешь нам три бокала.

Акбар поклонился.

— Все будет сделано, как приказывает мемсаиб.

Гедда с самодовольной улыбкой обернулась к своему племяннику.

— Что ты о нем думаешь?

У Генри рот открылся от изумления.

— Он ваш? Я хочу сказать, он ваш слуга, тетя?

— А кто же еще?

— Когда он открыл дверь вашей ложи, я подумал, что он костюмированный капельдинер.

— Но на самом деле он принадлежит моей гостье. Мадемуазель де Ронсар, я хотела бы представить вам моего не самого любимого родственника, Горация Уортона. Гораций, моя гостья, мадемуазель де Ронсар.

Молодой человек выпрямился во весь свой немалый рост и весьма учтиво поклонился.

— Очень рад познакомиться с вами, мамзель. Я Генри Уортон.

— Разве я недостаточно сказала? — нетерпеливо спросила Гедда. — А где Акбар? Он на редкость медлителен, кроме тех случаев, когда бежит по вашим поручениям.

— Я уверена, что он старается, — ответила Филадельфия и поспешила обратить свое внимание на Генри. — Я тоже рада нашему знакомству, месье Генри Уортон.

Ее голос произвел на молодого человека ошеломляющее впечатление. У него изменилось лицо, а глаза расширились от удивления.

— Я всю жизнь ненавидел свое имя, но, услышав, как вы произнесли его, я никогда больше не буду так воспринимать его.

Если бы он не был так серьезен, Филадельфия подумала бы, что Генри смеется над ней.