— Булочка моя ненаглядная, — с черного входа в глубине кухни за шкафом с посудой появляется Верховный Жрец, — как ты смотришь на то, чтобы прогуляться… — замолкает на секунду, заметив меня такую печальную на стуле, и расплывается в улыбке, — и ты тут.
— Вот не надо, а, — подпираю лицо кулаками, разглядывая пирожные, — вы знали, что я тут.
— Что ты так грустишь, — подплывает к столу, подхватывает пирожное с блюда и кусает его.
Я с надеждой поднимаю взгляд. Вдруг на вкус мои пирожные — взрыв магии?
— Тесто не пропеклось, — Жрец причмокивает, снисходительно взирая на меня, и откладывает пирожное. — Крем еще ничего так.
Я вижу в его глазах кроме старческого высокомерия еще и искорки лукавства. Поглаживает свою бороду, щурится и ухмыляется.
— Вы…
— Что?
— Вы… это вы меня прокляли, — обескураженно шепчу я.
— Что ты такое говоришь, деточка? — с наигранным возмущением охает Жрец. — Как ты смеешь подобное говорить Верховному Жрецу, который за добро?
— Вы-то за добро? — встаю я.
— Я тебя поддержу, если ты решишь бороденку его мерзкую повыдирать, — на кухню входит Вестар, благоухая терпким парфюмом.
Помощницы Дазы тут же краснеют и тупят глазки, пряча смущенные улыбки.
Волосы Вестра ниспадают на плечи легкими кудрями, а сам он приодет в атласный белый камзол, расшитый золотом. Поправляет пышный ворот-жабо и скалится в улыбке:
— Я уж думал, что тебя тут уже саму расчелнили и приготовили на ужин.
— Он меня проклял, — вскидываю руку на ехидного Верховного Жреца. — Это из-за него у меня ничего не получается с пирожными.
Вестар переводит оценивающий взгляд на пирожные, подхватывает пальцем крем и отправляет его в рот.
Я в отчаянии всматриваюсь в его глаза.
— Не смотри на меня так, — понижает голос до шепота.
— Все плохо? Говорите правду, — сжимаю кулаки.
— За правду женщины сладко не целуют.
Помощницы Дазы хихикают и замолкают, когда получают легкие затрещины от своей наставницы.
— Это все проклятие, — шепчу я.
— Ты же моя милая, — с ласковой улыбкой подплывает ко мне, касается тыльной стороной ладони моей щеки, заглядывая в глаза. — Твои таланты в ином.
И мне тепло от его тихих слов, а мягкое серебристое сияние его глаз завораживает.
— Никакие пирожные не сравнятся в сладости с твоими губами. И на кухне тебе не место, — берет меня за руку и увлекает к двери, не разрывая зрительного контакта. — Если ты и должна чем благоухать, то не луком и маслом.
— Вот паразит, — зло отзывается Даза. — Что творит, а? Уши ведь пообрывают.
— Не пообрывают, — недовольно отвечает Верховный Жрец. — Вестар, не играй с близнецами.
— Как тут не играть, когда у меня под носом бегает очень аппетитная девочка, — тянет за собой, продолжая вглядываться в глаза.
— А что за игры? — завороженно шепчу я.
— Те, в которых ты свое сердце отдашь мне, мой очаровательный ангел.
На одной из сковородок, что висят на стене, вспыхивает солнечный зайчик, и мой взгляд проясняется. Одариваю Вестара пощечиной, и помощницы Дазы охают и прячутся за ее спиной.
— Ах ты, дрянь солнечная! — рявкает Жрец. — Совсем охамела! Уже и сюда проползла!
Вылетает из кухни разъяренной тенью, и Даза шепчет:
— А как же прогулка?
— Ночью загляну, моя пышечка!
— Мерзавец! — толкаю хохотнувшего Вестара в грудь.
— А о какой дряни шла речь? — задумчиво спрашивает Даза.
Ее помощницы пожимают плечами.
— Бабу, что ли, новую нашел? — сипит Даза и бросается за Жрецом, — ах ты старый кобелина!
— Негодяй! — меня от очередной улыбки Вестара охватывает гневом, и я бросаюсь на него, а он ловко и, грациозно увернувшись от моей ярости, выталкивает меня из кухни.
А затем заключает в объятия, прижимает к себе и впивается в губы, нагло проскальзывая языком в рот. От его глухого рыка и от его неожиданной несдержанности я замираю в его руках.
Мазнув губами по щеке, спускается во влажных и голодных поцелуях к ключице. Я пытаюсь его оттолкнуть, но меня тянет на дно слабости.
— Они все еще мальчишки, — шепчет Вестар в губы, — дикие, грубые… Со мной ты познаешь иное удовольствие, Тинара… В моей постели ты будешь королевой.
Глава 30. Почему бы и не рискнуть
Сердце оглушает ударами, под спиной едва слышно шуршат шелковые простыни. С моих губ срывается стон за стоном.
Как я оказалась на этой высокой кровати с тяжелым бархатным балдахином. Мой затуманенный взгляд скользит по плотным складкам полога благородного изумрудного цвета, открываю рот и вновь издаю тихий стон, когда горячие губы обхватывают мою мочку.
Я помню поцелуй Вестара.
Помню, как его сильные руки подхватывают меня, и я не сопротивляюсь, очарованная его тихим шепотом и мягким сиянием его волчьих глаз.
Затем в памяти всплывают пальцы, что ловко расправляются со шнуровкой тесного корсета, и влажные поцелуи на шее и плечах.
— Вестар, — шепчу я.
В ответ он проводит кончиком языка по изгибу уха. Я не вижу его лица, но знаю, что он улыбается.
Моя ладонь скользит по напряженной мускулистой спине в попытке остановить Вестара в его ласках.
Это неправильно.
Меня тут не должно быть.
Он перехватывает мои руки за запястья, заводит их за мою голову и вглядывается в глаза:
— Что такое?