Отвергнутая. Игрушка для Альф (СИ)

— И будет ли невинная невеста желать других мужчин? — Эрвин продолжает размышления своего брата, вглядываясь в мои глаза. — И что хуже, Тинара, отдать тело или душу?

По спине пробегает холодок и вонзает острые коготки стыда в затылок. Они ко мне не прикоснулись, но все же овладели моими мыслями, прорвались в сознание и подчинили тело.

— Это нечестно… — шепчу я и повышаю голос, — я собрала малину!

Прислушиваюсь к шелесту ветра в листве и жду подлого и бессовестного старикашку, который втянул меня в жуткую историю с двумя оборотнями, которые смотрят и смотрят на меня.

— Прекратите, — не выдерживаю их взглядов.

— Что именно? — тихо уточняет Анрей.

— Смотреть на меня.

— В своем лесу и смотреть нельзя? — с наигранным негодованием отзывается. — Эрвин.

Опускаю взгляд и жду еще одну минуту. Аккуратно завязываю уголки ткани и кричу:

— Малина собрана! Верховный Жрец!

— Какая ты громкая, — раздается скрипучий старческий голос за спиной.

Встаю, отряхиваю разорванную юбку, стараясь сохранить в себе остатки гордости и достоинства. Разворачиваюсь к Жрец, приподняв подбородок:

— Я готова покинуть Лес.

— И дело за малым, — ехидно улыбается, — приготовить пирожные. Да такие, чтобы Альф порадовать своими талантами. Справишься?

Сжимает мое запястье, одаривает жутким оскалом, и рывком тянет через черные тени, которые сгущаются в кромешную тьму. Я хочу закричать, но прикусываю кончик языка.

Мои визги мне никак не помогут. Ни среди людей, ни среди волков. Проносимся через чернильную бездну, и Жрец выталкивает меня на кухню, освещенную несколькими свечами, что стоят на деревянном столе в углу у двери. Путаясь в юбках, я чуть не падаю и слышу обеспокоенный голос отца:

— Тина? Ты где была? И что с твоим платьем? Верховный Жрец?!

Глава 6. Тайны прошлого

— Бегала по лесу, — невозмутимо отвечает Верховный Жрец, — в поисках малины. Дикая она у тебя.

Я возмущенно оглядываюсь, и он расплывается в ехидной улыбке. Я могу сейчас наябедничать на него и на двух Альф, которые устроили за мной погоню, но стыд не дает мне рта раскрыть.

— За малиной? — папа переводит взгляд со Жреца на меня, и в его глазах проскальзывает растерянность и испуг.

Мой отец, большой суровый дядька с рыжей бородой, явно опасается Жреца. Я чувствую в папе напряжение и настороженность.

— Я пришел за пирожными, а их нет, — Жрец разводит руками в стороны.

— Но…

— Саймон, — тянет Жрец, — ты сам себе придумал то, что я прихожу в определенный день за пирожными. Первые три года ты готовил пирожные для меня каждый день.

— Но ты не приходил за ними, — папа хмурится.

— А это твои проблемы, зайчик, — мягко толкает меня в спину, — займись делом.

Папа шагает ко мне и тянет руку, чтобы забрать у меня малину, но Жрец шепчет:

— Нет, дружочек. Пирожные сегодня — забота твоей дочери. Она же должна была чему-то у тебя научиться.

Наши с папой взгляды встречаются. Я не раз злилась, когда у меня ничего не получалось с пирожными. То крем слишком жидкий, то бисквиты пресные или приторные. Он, конечно, меня подбадривал, обещал, что однажды у меня все получится, но это, чтобы успокоить криворукую дочь.

— За какую услугу ты ему пирожные должен? — тихо спрашиваю я.

В зеленых глазах папы вспыхивает отчаяние.

— Пап…

— Опять с Мальком допоздна шлялась? Вот женой ему будешь… — на кухню врывается мама и замирает, когда видит Жреца. Несколько секунд оторопи и она шипит. — Вот же… ты черт лесной…

Папа кидает на нее печальный взгляд, а затем тоскливо смотрит на меня. Ничего не понимаю. Сделка со Жрецом касалась мамы?

— Гриза, — Жрец расплывается в улыбке. — Ты же моя красавица. Как у тебя дела?

— Проваливай. И я тебя об этом прошу со всем уважением, — шипит мама, и мне кажется, что ее глаза на мгновение желтеют.

Нет. Это все слухи. Нет в крови моей мамы Зверя. Она просто нелюдимая.

— Какое у тебя неуважительное уважение, — хмыкает Жрец.

Мама испуганно окидывает меня взглядом, минуту буравит мои босые ноги, а затем бросается ко мне, чтобы… Она меня обнюхивает. Шею, плечи, руки и лицо. В ужасе вглядывается в глаза, медленно поворачивается к Жрецу и шепчет:

— Да ты издеваешься…

А я смотрю на папу, который опускает глаза и медленно выдыхает.

— Вон! — в истерике визжит мама. — Пошел прочь!

— Без пирожных не уйду, — Жрец мягко улыбается. — И твоя дочь их должна не только мне, но и Альфам Северных лесов.

— Нет… — мама закрывает меня грудью. — Она моя дочь, козел ты старый… Ты, что, задумал?

— Лес принял ее обещание, Гриза.

— Она человек… И к Лесу твоему ублюдочному не имеет никакого отношения. И к этим мальчишкам тем более.

— Они уже не мальчишки, — Жрец недобро щурится. — И да, она человек, но ты — нет. И ты приходила ко мне, чтобы я и мои веселые бородатые друзья дали добро одной упрямой волчице на удочерение маленькой сиротки…

Замолкает, переводит на меня взгляд и со лживой обеспокоенностью шепчет:

— Или это секрет?

Поджимаю губы. Нет, не секрет. От меня не стали скрывать, что меня удочерили. Да я бы сама это однажды поняла. Папа — рыжий, а у мамы — копна густых черных волос.