Отвергнутая

— Я не уверена, что это разумно. Откуда мне знать, что говорить людям? Что, если я забуду свое новое имя?

— Вы предпочитаете ехать как мисс Филадельфия Хант? Если вам так хочется, можете оставить себе ваше имя. — Он отвернулся, испытывая раздражение от ее бесконечных колебаний, и принялся мерить шагами комнату. — Могу себе представить, что будут говорить люди, услышав ваше имя. Слухи расходятся быстро, гораздо быстрее, чем вы можете себе представить. Люди, которые ничего не знали о вас, уже наслышаны о несчастье вашего отца. Он был бизнесменом, финансистом — о его банкротстве станет известно в финансовых кругах Америки.

— Нет необходимости при каждом удобном случае напоминать мне, кто я, — зло ответила она.

Эдуардо не ожидал увидеть такое, когда обернулся к ней. Ее королевская элегантность исчезла — перед ним стояла милая, беззащитная молодая женщина, у которой на ресницах дрожали слезы.

Он подошел к ней, движимый желанием утешить, и притянул ее к себе.

— Простите меня, я сказал, не подумав.

Он едва касался ее, но Филадельфии казалось, что она не может вздохнуть, когда его теплые руки касались ее обнаженных плеч.

— Пожалуйста, отпустите меня, — тихо попросила она.

Он тут же опустил руки, но когда взглянул на нее, ожидая увидеть на ее лице гнев, то обнаружил, что лед в ее глазах растаял.

Его снова охватило желание, и только огромным усилием воли он заставил себя сделать шаг назад.

— Боюсь, что вынужден на некоторое время оставить вас. «И чем скорее, тем лучше», — мысленно добавил он.

— А почему?

— Вы должны ехать в Нью-Йорк одна. Нельзя ожидать, что общество примет вас в свои объятия, бедную сироту, если рядом с вами будет джентльмен. — Он улыбнулся. — Они будут думать, как и миссис Коллинс, что я ваш любовник.

— О-о!

— И это все? Только «О-о»?

Не желая вновь поддаваться его поддразниваниям, она сказала:

— То, что вы говорите, вполне разумно.

— Все, что я говорю, всегда разумно, — небрежно заметил он, — но не всегда разуму отдают предпочтение.

Филадельфия старалась избегать его взгляда.

— Все, что происходило последнюю неделю, не имело большого смысла. Вы не можете допустить, чтобы я одна ехала в город, где я никого не знаю. — Она подняла на него глаза. — Зачем я поеду? Что я буду там делать?

Эдуардо стал мерить комнату шагами, потому что, когда он стоял рядом с ней, мысли у него путались.

— Вас встретят на вокзале. До того, как вы туда приедете, вам ничего не надо знать.

Упрямство, которое всегда в ней сидело, выплеснулось наружу.

— А я думаю, что должна знать гораздо больше, прежде чем сяду в поезд.

— Хорошо. — Эдуардо помолчал, потом обернулся, заложив руки за спину. — Что вы хотите знать?

— Я хочу доверять вам, но как я могу? Я ведь даже не знаю, правду ли вы мне говорите.

Эдуардо улыбнулся.

— Не слишком ли поздно?

Филадельфия нетерпеливо тряхнула головой.

— О, Бога ради! Вы говорите, что вы богатый человек, но как я могу быть уверенной, что вы не украли эти драгоценности?

— Если бы я был вором, я не предлагал бы показывать краденые вещи публике. Вор, крадущий драгоценности, ломает их и продает по частям, потому что целую вещь легко опознать. Что же касается моего состояния, то первую мою шахту, где добывают драгоценные камни, я выиграл в карты в Санта-Терезине у жестокого землевладельца, который был уверен, что удача неразлучна с ним. Хотите, чтобы я перечислил вам все мое остальное имущество? Я очень богат, милая.

— Как вы создали свое состояние, сеньор Таварес?

Словно не услышав ее вопроса, Эдуардо вынул из нагрудного кармана футляр.

— Чуть не забыл. — Он открыл футляр, где лежало стилизованное под цветы бриллиантовое ожерелье. — Оно французское, середины восемнадцатого века. Вам повезло, что к тому времени французские аристократы перестали обожать самих себя и вместо этого стали укрощать своих жен. В последующие несколько недель это ожерелье будет украшать вашу шею. Я назвал его «Колье де Ронсар»; это последнее, что осталось от вашего наследства. Оно ведь великолепно, не правда ли?

Филадельфия взглянула на изысканное украшение и на какое-то мгновение забыла о своих опасениях.

— Более чем великолепно, — прошептала она и наклонилась, чтобы повнимательней рассмотреть каждый бриллиант. — Они абсолютно совершенны! Каждый камень в центре должен быть не менее трех каратов.

— Четырех.

— А огранка камней — я никогда не видела ничего подобного.

— Да, камни уникальные, — согласился он, довольный тем, что она так хорошо разбирается в них. — Посмотрим, как они подходят к вашему платью.

Она вздрогнула, когда ожерелье коснулось ее кожи, но его теплые пальцы на мгновение задержались на ее шее, пока он застегивал замочек.

— Посмотрите на себя в зеркало, вон там, над камином, и скажите, что вы думаете.