Отвергнутая

— Стой! — Мужчина поднял руку, роясь другой в кармане. Потом сунул купюру мальчику. — Моей жене, чтобы поправиться, нужен лимонад. Я приготовлю его сам. Для этого нужны свежие лимоны, вода, сахар и лед. Пусть принесут немедленно. — Он взглянул на купюру в руке мальчика. — А все остальное пусть включат в мой счет.

Посыльный взглянул на доллар и широко улыбнулся.

— Благодарю вас, сэр. Я немедленно принесу все, что вам надо.

Когда дверь за мальчиком закрылась, молодой человек запер дверь и на минуту прислонился к ней.

— Витторио?

— Мы одни, — отозвался он и начал смеяться, увидев белокурую головку, высунувшуюся из дверей спальни.

Филадельфия вопросительно смотрела на Эдуардо и, когда он раскрыл ей свои объятия, бросилась через всю комнату к нему. Ощутив теплоту его рук и решив, что это лучшее ощущение в мире, она ткнулась лицом в его грудь. Это всепоглощающее желание быть с ним так сильно отличалось от всего, что она желала раньше.

— Я была уверена, что нас тут же вышвырнут!

— Наивная бедняжка! — Он поцеловал ее в волосы. — Ты думаешь, ссора между мужем и женой может быть основанием выдворения из отеля? В таких местах, как этот отель, семейных сцен столько, сколько листьев на деревьях.

Филадельфия просунула руку ему под сюртук и обняла его за талию.

— Я была в таком замешательстве, чуть было не сбежала.

— Но ты вместо этого заплакала, что оказалось гораздо лучше.

Филадельфия приподняла его голову.

— Ты должен отдать должное моему воображению.

Пальцами она раздвинула его губы.

— Открой пошире, — сказала она, хихикнув от собственной смелости.

Он подчинился, и в глазах его вспыхнуло удовольствие.

Три недели назад Филадельфия никогда не стала бы дразнить его, но, проведя с ним двадцать одну восхитительную ночь, она больше не удивлялась страсти, которую он будил в ней. Она раскрыла свои губы, облизнула их и втянула себе в рот его язык и принялась сосать его.

С ощущением триумфа она ощутила дрожь наслаждения, пробежавшую по его телу. Обычно она терялась в чувственном мире желаний, который они вместе создали, но этот момент подарил ей новое знание об отношениях между мужчиной и женщиной. Контролируя свои действия, она может не только отвечать на его желания, но и дарить ему наслаждение. Она слышала, как он тихо постанывает, и его руки еще крепче обнимают ее.

Когда она освободила его от своей сладкой пытки, желание затуманило ее глаза и заставило порывисто дышать.

— Так лучше? — спросила она.

Эдуардо ухмыльнулся.

— Нет, целуй еще!

Она уперлась обеими руками в его грудь.

— Не буду! Ты был злым мужем, а сейчас ты должен торопиться и изображать мужа на побегушках на глазах у другой аудитории.

Он ухватил белокурую прядь, упавшую ей на лоб, и накрутил ее себе на палец.

— Я еще не показывал тебе дикое наслаждение от занятия любовью в середине дня. Это замечательно лежать в тени деревьев или чувствовать тепло солнечных лучей на своем теле.

— Похоже, что ты часто предавался таким удовольствиям.

Перемена в ее настроении изрядно развеселила его, и он еще крепче обнял ее.

— Ты ревнуешь! Меня? Милая, у тебя нет для этого оснований.

— Почему я должна верить тебе? Ты красив, богат, тебе не нужно работать, чтобы зарабатывать на жизнь. У тебя нет мозолей на руках, если не считать шрамов на запястьях. — Смутившись от упоминания о шрамах, она продолжила: — Ты никогда не рассказывал мне о том, кто нанес тебе эти раны.

— Разве? — отозвался он. — Не будем отвлекаться, милая. Ты очернила меня, продолжай.

Она передернула плечами в его объятиях.

— Я знаю, что богатые неженатые молодые люди вроде тебя имеют любовниц, много любовниц, поскольку могут их содержать.

— Много? — удивленно переспросил он. — Ты в своей ревности готова приписать мне гарем?

— Нет, — ответила она сдержанно, неожиданно осознав новую для нее мысль. — В настоящее время у тебя только одна любовница.

Филадельфия готова была задушить себя, сказав это. Она так не думала, и уж, тем более, не собиралась это говорить. Ее страсть к нему была глубже плотского желания, это было неизбывное, изнуряющее стремление быть желанной, находиться под его защитой и быть любимой, им всегда, и все-таки они ни разу не говорили о будущем.

Эдуардо повернулся к ней и заставил посмотреть ему в глаза.

— Ты мне не любовница! Ты моя любовь!

— Какая разница?

Стук в дверь заставил Эдуардо выругаться; он поспешно поцеловал ее, прежде чем отпустить.

— Позднее, милая, мы закончим этот спор. А сейчас ты сеньора Милаццо.

Филадельфия отошла и села на один из двух диванчиков, стоящих по бокам камина, а Эдуардо впустил в комнату посыльного, принесшего все необходимое для лимонада.

— Все, что вы приказали, сэр, — объявил мальчик, устанавливая поднос.

Посыльный служил в отеле «Гранд Юнион» уже третий год и видел в этих стенах много красивых и богатых молодых женщин, но образ миссис Милаццо с ее золотистыми локонами, в белом летнем платье, надолго останется в его памяти.

Поставив поднос, он сорвал с головы кепи и уважительно поклонился.