Отвергнутая

— Не надо выглядеть таким разбитым. Я говорю только то, что тебе по доброте твоей трудно сказать. — Он не двигался с места, и тогда она сунула кольцо в его нагрудный карманчик. — Я не ожидаю, что ты обременишь себя женой, чей отец ложно обвинен в тяжелейшем преступлении. У тебя есть будущее, о котором ты должен думать. Я буду тебе только обузой, помехой, камнем у тебя на ногах. Кроме того, я не думаю, что мне понравится политика.

Она повернула его за плечи и мягко подтолкнула к двери.

— А теперь иди и скажи своему отцу, что я желаю тебе только добра.

У самой двери Гарри Колсуорт обернулся, чтобы посмотреть на нее, и на его красивом лице были боль и растерянность. Отец предупреждал его, что Филли может оказать сопротивление расторжению помолвки. Она ведь потеряла все, что у нее было. Доведенная до отчаяния, она может угрожать судебным процессом по обвинению в нарушении обещания жениться, а для многообещающего юриста менее всего желателен скандал. Однако Филли ничем ему не угрожала. Он и предполагал, что она будет так себя вести, и испытывал к ней благодарность. Вот он и расскажет отцу, как она отдала ему кольцо даже без всякой просьбы с его стороны. Гарри почувствовал, как загорелись от стыда его щеки при воспоминании о денежном чеке, лежавшем у него в кармане. Подумать только, что отец почти убедил его попробовать купить ее.

— Я люблю тебя, Филли. Всегда любил и сейчас люблю. Я не думаю, что между нами все кончено. Все пройдет. Люди забудут — со временем. Вот увидишь.

— Прощай, Гарри, желаю тебе успеха, — твердо сказала она.

— Пока, Филли, — вымолвил Гарри и с чувством облегчения выскочил из ее комнаты и из ее жизни.

Только когда он ушел, Филадельфия позволила себе расслабиться. Что еще ей предстоит перенести?

Через какое-то мгновение раздался стук в дверь. Она неохотно встала, чтобы открыть ее. Если это Гарри, который будет просить ее взять обратно кольцо, она влепит ему пощечину.

— О, Салли, ты как раз вовремя.

Маленькая женщина в черном платье и шляпке вошла, осмотрелась и фыркнула.

— Боже милостивый! Я видывала чуланы и попросторнее.

Филадельфия улыбнулась.

— Возможно, но они наверно не такие дорогие. Я никогда не подозревала, сколько стоит снять квартиру.

Экономка всхлипнула, вынула белый носовой платок и высморкалась.

— Кто бы мог подумать, что я доживу до такого дня? Это ужасно и несправедливо. Я всю жизнь служила у вашего отца. Я работала бы на вас без платы, если бы могла.

Филадельфия подавила желание обнять Салли. Она знала, что, стоит ей только расслабиться, и она заплачет.

— Вы поедете к своим кузинам в Сент-Луис? — спросила экономка.

— Боюсь, что нет. — Улыбка Филадельфии сникла. — Они не будут рады тому, чтобы объект сплетен жил у них. Там есть дети, о которых следует подумать.

— А что вы собираетесь делать?

Филадельфия с рассеянным видом принялась массировать пульсирующие виски.

— Сейчас я собираюсь выпить чашку чая и лечь в постель. День был трудный.

Салли пристально всматривалась в девушку и осталась недовольна тем, что увидела.

— Вы похудели. Вы не больны?

— Не поднимай шум, Салли. Мне просто нужно отдохнуть. И возьми этот кошелек. Не заставляй меня упрашивать тебя.

Салли колебалась, но, в конце концов, ей не оставалось другого выхода. Она неохотно взяла деньги.

— Да хранит вас Бог, мисс Филли. Если вам что-то понадобится…

— Вспоминай меня в своих молитвах. Я намерена обелить имя моего отца, а это не сделает меня очень популярной в этом городе.

— Будьте осторожны, мисс Филли.

— Я и намерена быть осторожной. Тебе нравится твоя новая работа, Салли?

— Да, мисс. Я работаю у доктора Эймса. Его жена немножко балаболка, но я знаю, как заткнуть ей рот.

Обе женщины обменялись понимающими взглядами, ибо, без сомнения, любимой темой мисс Эймс был скандал с Хантом.

Когда Салли ушла, Филадельфия прислонилась спиной к двери и закрыла глаза, надеясь, что стихнет боль в висках. Она не плакала уже больше недели. Она понимала, что нет смысла оплакивать. Ее слезы никогда не иссякнут. День тянулся отвратительно долго, но теперь и он кончился.

Стук в дверь у самых ее ушей заставил ее вздрогнуть.

— Кто там? — спросила она.

— Друг, — раздался в ответ мужской голос.

Филадельфия схватилась рукой за дверной замок, чтобы он не раскрылся.

— У моих друзей есть имена. Как ваше имя?

Незнакомый голос ответил ей:

— Мне трудно объяснить. Я просто хочу поговорить с вами о деле, которое может быть выгодным нам обоим.

Она медленно покачала головой. Неужели ее никогда не оставят в покое?

— С меня хватает репортеров. Ищите сенсаций где-нибудь в другом месте.

— Я не репортер.

Что-то в этом тягучем голосе обратило на себя ее внимание. Она уже раньше слышала этот голос. После минутного колебания она открыла дверь. В свете газового рожка она увидела красивого иностранца, который три дня назад провожал ее вниз по лестнице в ее бывшем доме.

— Вы были на аукционе.

Он склонил голову, и свет упал на его вьющиеся черные волосы.

— Да, я был там.

— Кто вы и что вам надо?

Он улыбнулся и оказался еще обаятельнее.

— Я Эдуардо Доминго Ксавьер Таварес.

Филадельфия крепче сжала ручку двери.