Отвергнутая

Нет, в это она не могла до конца поверить. Эдуардо был слишком щедр, слишком озабочен ее благосостоянием эти последние месяцы. Первые дни в Нью-Йорке, когда она была напугана, он всегда был рядом в обличии Акбара. А потом те недели на Гудзоне, когда он сумел заставить ее поверить в себя как в женщину, поверить в силу эротической любви; не мог же Эдуардо фальсифицировать свою страсть. И все же, если он действительно любит ее, его действия выглядят совершенно необъяснимыми. Почему он позволил себе влюбиться в дочь человека, которого ненавидел?

Почему? И Эдуардо, и Тайрон обвиняли ее в том, что она не задавала этот вопрос. Что могло заставить мужчину возненавидеть с такой силой, чтобы добиваться его гибели? Тайрон обозвал ее отца трусом, сказал, что его самоубийство доказывает недостаточность любви к ней.

Филадельфия поспешила отогнать эту мысль. Ее отца затравили, обложили со всех сторон, и он уже был не в состоянии ясно мыслить. Так ли это?

Подозрение, что есть нечто, ей неизвестное, не покидало ее. Оно владело ее мыслями, будило воспоминания. Рождество 1862 года. То Рождество, когда приезжал Макклод. Вид великолепного синего бразильского камня до того, как отец выставил ее из библиотеки. Никогда раньше и никогда потом он не повышал на нее голос.

Филадельфия глубоко вздохнула, встревоженная этим воспоминанием. Но на этот раз заставила себя взглянуть на прошлое взрослыми глазами. Что вызвало неожиданный гнев отца? Она вдруг поняла, что это был вид синего камня. Это был редкостный драгоценный камень. Даже ребенком она поняла, что такой большой и красивый камень стоит очень дорого. Может ли быть, что этот камень оказался причиной конфликта между Макклодом и отцом? Но какое отношение это могло иметь к Эдуардо?

Она в тревоге подняла голову, когда рядом с ней преклонил колени мужчина. Тайрон? Нет, это был незнакомый человек. Он улыбнулся и кивнул ей, когда она поднялась и пошла к выходу.

Филадельфия начинала понимать, какая сила заложена в ненависти. Она ненавидела Тайрона и причинила бы ему вред, если бы это было в ее силах. А может, это в ее силах! Тайрон разыскивает Макклода. Что, если она расскажет Макклоду о Тайроне, чтобы он мог спастись?

Она взглянула на алтарь, где совершалась церемония бескорыстной любви, и подумала, не покарает ли ее Господь за такие мысли. Конечно, это будет злобная месть, но таким путем можно загнать дьявола обратно в ад.

Когда она вышла из собора и направилась к Джексон-скверу, две мысли владели ею. Первая — что она должна скрыться от Тайрона, который, конечно, начнет разыскивать ее, как только обнаружит, что она исчезла. Вторая — она должна найти Макклода.

Она пошла к реке, останавливаясь по дороге около уличных продавцов, чтобы купить кукурузные хлопья в меду и чашечку кофе. Зрелище реки успокаивало. Никому не придет в голову искать ее здесь, среди складов у пристани. Даже грубые матросы держались на приличном расстоянии от нее. Когда она остановилась у магазина, чтобы навести справки о торговце хлопком по имени Макхью, как именовал себя Макклод, то обнаружила, что в районе порта он хорошо известен. Уже через несколько минут в одном из разговоров она узнала его адрес.

— Заходите, заходите, молодая леди, — приветствовал ее Макхью, когда она перешагнула порог его конторы на втором этаже Биржи на Рой-ял-стрит. — Мисс Хант, если я не ошибаюсь?

— Да, Филадельфия Хант, — ответила она, усаживаясь в кожаное кресло у его письменного стола.

— Я чрезвычайно польщен столь неожиданным удовольствием видеть вас у себя, — продолжал он. — Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен? Чашечку какао? Или кофе с молоком?

— Да, кофе я бы выпила, — отозвалась Филадельфия, оглядывая хорошо обставленную комнату со столиками в стиле Людовика XVI и отличной коллекцией старинного фарфора. — Я вижу, вы коллекционер, мистер Макхью, — сказала она, разглядывая две статуэтки мейсенского фарфора, украшавшие доску над камином.

— Да, балуюсь, — сказал он, протягивая ей чашку кофе.

— Мой отец тоже был коллекционером. Похоже, что у вас много общего.

Глаза Макхью сузились, хотя он продолжал улыбаться ей.

— Вы вчера говорили, что он банкир?

— Был. Он умер.

— Примите мои соболезнования, мисс Хант.

Она посмотрела на него, чувствуя себя спокойной, как замерзший пруд.

— Я знаю, кто вы. Вы приезжали в Чикаго, когда я была маленькой девочкой. Вы привезли мне леденцы и куклу, одетую в шотландку. Это были цвета клана Макклодов?

Она увидела, как он вздрогнул. Он поставил свою чашку кофе на стол так решительно, что ее содержимое выплеснулось и облило ему руку. Но он быстро оправился и улыбнулся, вытирая руку салфеткой.

— Я должен был вспомнить вас. Прошло немало времени, мисс Хант. Около десяти лет?

— Тринадцать. Это было Рождество 1862 года.

Он кивнул.

— Роковое время для всех нас. Юг был объят пламенем войны. — Он наградил ее сентиментальной улыбкой. — Я по рождению и по убеждениям южный джентльмен. Мой настоящий дом — это Чарлстон. Ваш отец и я были друзьями задолго до войны. Прежде всего и превыше всего мы были коммерсантами.