Отвергнутые

Эту новогоднюю ночь Мари провела в одиночестве. Отец заявил, что не желает видеть её там, рядом с собой. Что своим присутствием она испортит ему ощущение праздника и всё, что ему нужно – просто отдохнуть.

– Ты слишком жесток с ней. Я уверена, она раскаивается в своем поступке, – тихо выговаривала ему мама за дверью спальни так, чтобы не слышала дочь.

Естественно, Мари слышала каждое слово.

– Это не имеет значения. Она разрушила своё будущее. И двадцать лет моего ежедневного труда.

– Она каждый день умоляет тебя простить её. Просто попробуй сделать это. Ведь она твоя дочь.

В голосе мамы Мари слышала мольбу, но тон отца оставался жёстким. Если бы этот разговор услышали посторонние, они, вовсе, решили бы, что он теперь ненавидит своего ребенка.

– Я не могу её простить.

– Не хочешь. Это разные вещи.

– Нет, я сказал то, что хотел. Не могу.

– А хочешь?

Несколько секунд длилось молчание. Мари вытянулась по струнке и задержала дыхание, чтобы не пропустить ответ отца. Сердце колотилось так громко, казалось, оно своим грохотом заглушит тихий ответ за дверью спальни, которого так сильно ждёт Мари.

– Ты права. И не хочу тоже. Я разочаровался в этом человеке.

– Дети часто разочаровывают родителей. Нужно уметь прощать.

– Кому нужно?

– Ей. И мне.

– Но мне это не нужно. Ты не можешь насильно заставить меня общаться с людьми, в которых я разочарован.

– Она не чужая тебе. Это твоя дочь.

– И она разочаровала меня. Разговор пошёл по кругу. Прости, но я больше не считаю нужным продолжать его. Спокойной ночи.

Полоска света на полу под дверью спальни исчезла.

В яростном бессилии отбросив голову назад, Мари весьма болезненно ударилась затылком о стену. Это отрезвило её. С шумом выпустив из лёгких воздух, она зашлась в немом крике. По щекам покатились слезы, ставшие её постоянными спутниками, совсем как у Юты. Запустив пальцы в кудри, девушка сжала ладонями виски, специально причиняя себе физическую боль, чтобы удержать мысли под контролем. Душа требовала немедленно заполнить огромную чёрную пустоту внутри, но Мари при всём желании не знала, чем же ей помочь самой себе. В изнеможении она сползла по стене и упала на колени, уткнувшись локтями в пол.

– Я не хочу, не хочу, не хочу так жить. Можно мне умереть? Пожалуйста! У меня нет друзей, меня бросили родители, я никому не нужна в этом мире! Мне так одиноко… Я не хочу больше так жить, – горячо шептала она, оставляя на ковре нежного кремового оттенка мокрые следы от слёз.

С того дня прошла неделя, а в жизни не изменилось ничего. Она по-прежнему продолжала влачить своё жалкое существование, несмотря на мольбы, отправленные во Вселенную. Раньше она верила, что Вселенная слышит каждого из нас. Теперь она перестала верить и надеяться.

Каждый день Мари начинала с мысли о том, что вот этот-то уж точно последний. Сегодня её переедет поезд, машина или, на крайний случай, велосипедист. Хоть кто-то, кто поможет ей отправиться туда, куда она заслужила тяжестью своих земных поступков.

Спустив ноги на пол, она села в кровати и исподлобья оглядела комнату недовольным взглядом своих небесных глаз, которые приобрели мутный оттенок после ежевечерних рыданий. По её мнению, сегодняшний день был еще хуже всех предыдущих, ведь он стал не только новым днем исчисления её отвратительного существования, но и новым годом летоисчисления. Юте исполнилось шестнадцать семнадцатого декабря. Мари отпраздновала в одиночестве на подоконнике свои шестнадцать ровно через восемь дней после праздника бывшей подруги. Она не получила ни подарков, ни поздравлений. Даже от родителей. Они настолько талантливо сыграли холодное безразличие и отстранённость, что Мари захотелось подняться на табурет и рукоплескать их актёрскому таланту.

Пока они сидели у себя в комнате и смотрели очередную серию комедийного сериала по телевизору, она, прикрыв дверь, наигрывала на гитаре песню собственного сочинения, набросанную в блокнот впопыхах на уроке химии. Эта песня уверенно пробила бы даже самую зачерствелую броню жестокости и холодности своей безысходной волной, обрушивающейся на слушателя с силой близкой к цунами. Но, увы, это не про её родителей. К творчеству своей дочери они оба относились с подавляющей долей скептицизма.

– Интересно, может хоть Санта вспомнил о моём существовании и принёс мне мешок угля под ёлку за то, что я была достаточно плохой девочкой вторую половину этого года, – проворчала она себе под нос и поплелась в зал, единственную украшенную к празднику комнату в их квартире.

Глупо полагать, что после выполнения задания от Инсинуатора и Дня рождения в гордом одиночестве, под ёлкой завалялся хотя бы подгнивший мандарин. Кроме начавших осыпаться хвойных иголок там не было ничего.

– Идите вы к чёрту, родители, – прошептала она, с ненавистью глядя в сторону спальни. – Идите вы к чёрту.