Отвергнутые

И, действительно, через несколько минут она уже была рядом. Наблюдая за подругой со стороны, как та нервно ищет номерок в сумке и дрожащей рукой протягивает его в окошко, Юта невольно сделала для себя вывод о том, что всегда сдержанной и рассудительной Марике ничуть не легче, чем ей самой. Судя по всему, находясь дома в постоянном напряжении под пристальным наблюдением отца, та, как и они все, сходит потихоньку с ума. Юта позволяла себе расплакаться, закрывшись в ванной комнате. Выворачивая кран с горячей водой до упора, она включала музыку в переносной колонке на полную громкость, вставала под обжигающие струи воды и рыдала во весь голос. Давая волю эмоциям, она могла упасть на колени, биться головой о кафельную стену и кусать губы до кровавых капель. Всё равно маме в спальне был слышен только оглушительный рёв колонки. После таких истерик из ванной комнаты она выходила новым человеком. Человеком, способным просуществовать еще один бесконечный день. Откуда брала силы Марика – для Юты оставалось секретом.

– Куртку у бомжа взяла потаскать? – мрачно спросила она, мельком оглядев верхнюю одежду подруги.

– Вообще – то, это моя старая куртка, – ответила Мари, наматывая шерстяной клетчатый шарф поверх затасканного до трещин дерматина.

– Если ты считаешь это удачным дизайнерским решением, то выбрось свои модные журналы в мусорное ведро. То, что впаривают массам модельеры, сами они никогда не надевают. Это заговор, Мари. Они хотят остаться единственными прилично выглядящими людьми в мире.

– Юта, если кто-то из свидетелей вдруг вспомнит желтый цвет, мелькавший среди деревьев, отец нас вычислит в два счета. Тебе надоело жить спокойно?

Они вышли из школы и не спеша направились в сторону оживленного перекрестка.

– Я бы не назвала эту жизнь спокойной. У меня глаз дёргается, когда на экране телефона отображается незнакомый номер.

– А мой отец расследует это дело! Дорогулька, просто скажи, кому из нас тяжелее? Я посмотреть боюсь не в ту сторону, чтобы папа вдруг ненароком не начал нас подозревать!

Мари топнула ногой так яростно и неожиданно для самой себя, что, испугавшись потока эмоций, принялась мысленно считать до десяти, для восстановления равновесия. В их положении очень важно оставаться беспечными подростками за пределами своей компании, иначе можно выдать себя бдительным прохожим случайной реакцией.

Какая-то женщина с большой хозяйственной сумкой в руках обернулась и покачала головой. Если бы она еще вдруг услышала разговор подруг, сдала бы их без промедления. В этом не сомневалась ни одна из них.

Несколько секунд девочки шли молча. Юта едва передвигалась в своих сапогах на высоком каблуке по сентябрьской грязи. Несколько дней подряд шел дождь, размыв местами даже асфальт. Споткнувшись на ровном месте в очередной раз, она, наконец, взяла под руку Мари и вернулась к разговору о куртке.

– Отец даже не знает, какого цвета твоя куртка. Больше подозрений ты вызовешь, если вдруг внезапно перестанешь её носить.

– Мы покупали её с мамой на его деньги. Конечно, он после покупки посмотрел чеки, пощупал, сколько в ней синтепона и проверил, насколько там глубокие карманы. Мой отец всегда готов к тому, что я могу вдруг пропасть. Позвони ему сейчас, и он скажет тебе, во что я одета.

– Он у тебя – параноик.

– Сама ты параноик. Просто он офицер полиции. А жёлтую куртку я еще на прошлой неделе специально испачкала шаурмой. Мама не смогла её отстирать и там теперь огромное жирное пятно. Так что я, вроде как, наказана за то, что плохо обращаюсь с вещами и не ценю труд родителей.

– Портить вещи нарочно, чтобы потом иметь вескую причину не носить их. Марика, ты страшный человек. Я тебя боюсь.

Девчонки рассмеялись и толкнули друг дружку в плечо, совсем как раньше, когда они могли начать беситься просто так, от хорошего настроения. Бросив сумку на скамейку, Мари перевела взгляд на дверь подъезда, к которому они подошли совершенно случайно.

– Позвоним Данису? – предложила она Юте, но та только покачала головой.

– Я никогда не понимала тараканов в его голове. Давай сама, а я обещала зайти к Максу. Он там монтирует наш последний вайн, просил помочь со звуковым оформлением.

Улыбнувшись на прощание, она взмахнула своими длинными серебристыми волосами, забранными в высокий хвост и, неловко перескакивая через лужи, побежала в сторону от дома Даниса. По большому счету, Мари и самой не хотелось идти к нему, но бросить друга в тяжелой для него (и для неё, и для остальных, вообще-то, тоже) ситуации – было болезненным ударом в совесть, которая, не стесняясь, грызла её с особым остервенением.

– Данис? – позвала она в домофон, из которого не доносилось ни звука. – Это я, Мари.