– Да, давай. Я печенья принес. Девчонки на трудах напекли.
– Травануть меня решил? – улыбнулся Нильс.
Уже улыбается. Для Макса это был хороший знак, потому что первые дни после похорон его вечно смеющийся друг разучился улыбаться. Он вёл себя так подчёркнуто отстранённо, что Макс начал переживать за его душевное здоровье. Постоянно заплаканные глаза, взгляд в пол и шуршащая пачка антидепрессантов под подушкой говорили сами за себя. Он плохо воспринимал устную речь и едва мог формулировать собственные мысли. Иногда Максу казалось, что мозг его друга потихоньку атрофируется, раз тот прикладывает столько сил для того, чтобы проделать элементарные вещи, вроде простого нажатия на кнопку электрического чайника. Сегодняшняя улыбка – первая за последние десять дней. Определенно, это очень и очень большой шаг вперед.
Войдя в непривычно пустую комнату, Макс упал на кровать Нильса-старшего и перевёл взгляд на встроенную полку под письменным столом своего друга. Обычно на ней в беспорядке лежали школьные рюкзаки с учебниками и сменной обувью, но сегодня там стояла початая бутылка рома.
– Братан? – вопросительно взглянул он на Нильса и тот нахмурился, будто не желая делиться своим состоянием.
– Он приходит ко мне каждую ночь и говорит, что не злится на меня.
– Это плохо? – пожал Макс плечами, не понимая, как реагировать на эту информацию.
– Я не могу не винить себя в его смерти, понимаешь? Он всегда был в моей жизни. А теперь эта кровать опустела. Он не шумит по ночам, наливая себе подряд шестой чай с бутерами. Не смотрит сериалы до четырех утра, мешая мне спать своими смешками. Не называет меня «малой» и мне больше не надо находиться в постоянном ожидании воспитательного подзатыльника. Знаешь, о чем я только что думал? Через несколько лет мы станем с ним ровесниками. А потом я стану старше, чем он. Это провалище, бро.
– Ты никогда не станешь старше. Это закон природы, – ответил Макс, не зная, что еще можно ответить, в принципе, на очень правильные мысли своего друга.
– Мне кажется, что я ощущаю его рядом постоянно. Лишь протяни руку. Только всё это не имеет смысла, когда он не тянет мне свою в ответ. У нас всегда были шутки на одной волне, мы много бесились. Мне часто прилетали от него пендали. Но если он видел, что мне плохо, всегда первым приходил мне на выручку. Советом, помощью или даже физической силой.
– Помнишь, как он раскидал пацанов с соседнего района, у которых появились претензии к нам? С ним еще был Арис, барабанщик из местной рок-группы. Я думал, им тогда почки отобьют обоим. Но они выкрутились, – улыбнулся Макс.
– Во избежание провала мы с тобой позвали на подмогу их друзей из футбольной команды, – кивнул Нильс.
– Точно! Я уже и забыл об этом, почему-то мне казалось, что они вдвоем со всей толпой справились. После той драки нас до сих пор стороной обходят.
– Как я теперь без него? Мне одиноко, Максон.
Нильс бросил короткий взгляд на дверь и на долю секунды замер, прислушиваясь. В квартире воздух звенел от тишины. Его родители сейчас предпочитали находиться по разным комнатам и пересекаться друг с другом как можно меньше.
Он кивнул самому себе, как бы разрешая сделать еще один глоток высокоградусного напитка. Вытащив початую бутыль рома из-под письменного стола, Нильс отпил совсем немного и шумно шмыгнул носом. Горло обожгло. Секундная гримаса исказила его лицо, но он тут же глубоко вдохнул через крепко сжатые зубы и одним легким движением оттолкнул бутылку в сторону. Она вернулась точно на своё место так, будто это движение было отработано Нильсом до автоматизма за последние дни тренировок.
– Запасы брата, – прокомментировал он Максу наличие у себя в комнате крепкого алкоголя.
– Запасы не бесконечны.
– Пойду в бар. Если ром мне там не продадут, возьму себе пива. Я знаю одну пивнушку, там продают всем.
– Блин, братан, это не выход, – покачал Макс головой.
– Ты прав. Не выход – слишком мягко сказано. То, что сейчас происходит в моей жизни – это самый настоящий провал, с которым я пока не могу справиться в одиночку. И ром – это мой соратник, главный помощник и психоаналитик в одном лице. Просто на секунду, Максимус, на одну секунду поставь себя на моё место. Ты хотел позвонить в дежурку на станцию так сильно, что в порыве ярости я чуть не набил тебе морду. Если бы я не забил в тот день на угон рельса, мой брат и все остальные люди были бы живы. Мне так погано, что хочется пойти на железку и шагнуть под первый же поезд.
– Нильс, мне очень странно, что ты считаешь виноватым только себя одного.