Отвергнутые

Когда по телевизору на федеральном канале диктор объявил, что за информацию о четвёрке сулят сумасшедшие деньги, я помню вплоть до минуты, как колебался, раздумывая сдать их в полицию или столкнуть на дно прилюдно. Покажите мне человека, которому не нужны три миллиона (теперь уже, вовсе, обещают все пять)? Но чувство справедливости и глубочайшего удовлетворения я не смог бы купить и за мешок зелёных денег. Мамаша Даниса и отец Марики всё равно бы отмазали своих мажорских деток, подправив свидетельские показания по собственному усмотрению, а моё видео объявили бы фальшивкой по тому же самому федеральному телеканалу, откуда диктор вещал про баснословные суммы денег.

Сегодняшний расклад таков, что нельзя надеяться на будущее. Никто не придет в последний момент и не протянет тебе руку помощи. Взяв под руки честь, гордость и человеческое достоинство правосудие смотало свои удочки и скрылось в закат. Единственный человек, на которого ты можешь положиться сегодня на девяносто с небольшим процентов – это только ты сам. И то эта падла тебя продаст не задумываясь, как только почувствует физическую боль. На всякий случай, в сегодняшних реалиях нужно держать под контролем даже собственные мысли, чтобы оставаться кристально чистым перед буквой закона.

Задумывая свой план, я был готов к тому, что однажды меня вычислят и предадут анафеме. Но теперь, наблюдая со стороны, как тихо страдают эти ублюдки, я чувствую себя счастливым. Они боятся однажды увидеть ссылку на занимательное видео в личных сообщениях учеников всего нашего лицея. Им страшно. И я бы мог их пожалеть. Но я не хочу. Ни разу за все годы травли они не проявили ко мне и толики сочувствия. Так откуда теперь взять его мне по отношению к этим отморозкам? Они просто обязаны почувствовать всё то, что чувствовал я последние четыре года, когда они издевались надо мной, давая волю своей безудержной фантазии. Надо отдать им должное, ребята ни разу не повторились. Каждое их новое преступление против моего человеческого достоинства кардинально отличалось от предыдущего. Я уважаю их хотя бы за то, что только сейчас осознал, как сложно унижать других оригинальными способами. Обещаю, что и с моей стороны повторений тоже не будет. Хотя, по большому счету, мне, вообще, не понятно, зачем они приняли мои правила Игры. Неужели они настолько сильно запугали себя, что в их головах ни разу не мелькнула мысль о том, что им ничего не будет за это видео? Революция горожан против подростков? Ха-ха, не смешите. У нас даже глобальные проблемы подобным образом не решаются. Революционерам сейчас некогда. Они все в интернете сидят и гневные комментарии пишут. А бунты во имя справедливости оставим на лето (если только дождей не будет), а то сегодня ветер северо-западный, а дома чайник закипел и централизованное отопление на прошлой неделе включили. Честь и достоинство давно проданы за сомнительный комфорт собственной пятой точки.

20 ноября. Вечер.

– Меня отец наказал за накрашенные ногти, поэтому ровно в восемь я должна быть дома, иначе моя жизнь превратится в тыкву, а я – в сироту, – с порога оповестила Даниса Мари, заглянувшая к нему после тренировки по Айкидо.

– Что у тебя там с тригонометрией? – спросила она.

Он попросил её зайти к нему в гости хоть на пять минут, но услышав очередной отказ, попросил помощи в математике. Погрязнув в собственной жизни, Мари часто забывала про друзей, но если дело касалось учебы – тут она не отказывала почти никогда.

Одновременно сбрасывая с ног меховые кеды и стаскивая с головы вязаную шапочку, она без умолку говорила про броски через бедро, которым сегодня была посвящена вся тренировка. С нескрываемым интересом Данис её слушал, улыбаясь одним уголком рта.

– Плохо выглядишь, бро, – заявила Мари, оканчивая свой рассказ о прошедшем дне и переходя на личности.

– Мама переживает, что скоро я превращусь в анорексичного чувака, и однажды меня унесет порыв ветра. Но я не могу заставить себя поесть. Я не могу заставить себя жить.

Последнюю фразу он прошептал, наклонившись к виску Мари, из чего она сделала вывод, что дома они не одни.

– Пошли, поговорим о тригонометрии, – своим обычным тоном сказала она и первой прошла в комнату Даниса.

Закрыв за собой дверь на щеколду, он потушил верхний свет, оставив гореть только новогоднюю гирлянду, развешенную по всему периметру комнаты. Она висела у него на стене круглогодично, независимо от самого шумного зимнего праздника. Просто как напоминание о том, что в жизни бывают и солнечные дни, а не только беспросветная тьма, в эпицентре которой он сейчас блуждал в поисках протянутой руки. Перебирая контакты друзей в телефоне, Данис для себя решил, что именно Мари сможет стать для него спасением в поисках выхода. Быть может, она сможет зажечь для него в конце тоннеля если и не яркий свет, то хотя бы фитиль керосинки.

– Ты хочешь позвать меня замуж? Откуда столько романтики? – хохотнула Марика, обведя указательным пальцем полумрак в комнате.

– Неуютно под люстрой. Темнота создает настроение, – ответил он, поправив очки привычным жестом.