Отвергнутые

Несмотря на то, что в прошлый раз Нильс принял её у себя так, будто предыдущая размолвка никоим образом не отразилась на их отношениях, Юта всё же ощутила прохладную стену недоверия между ними. Просмеявшись весь вечер над прошлыми историями, оба почувствовали, что раньше они всё же были более близки.

Он вел себя как обычно, не прогонял её и ни одним своим словом не дал знать, что она напрасно пришла к нему, когда могла обратиться за помощью к Максу, например. Ведь Нильс всегда видел, с каким трепетом Юта относилась к нему, поддерживая любое творческое направление, в которое швыряло Макса его же собственное вдохновение и нескончаемые идеи.

Но сегодня она снова переминалась у домофона с ноги на ногу, в раздумьях, не станет ли она для него напросившейся нежеланной гостьей?

Отступив на несколько шагов от подъезда, Юта подняла голову вверх и посмотрела на окно его комнаты. Вокруг вовсю шла подготовка к праздникам. Люди украшали не только собственные дома, но и прилегающую к ним территорию. Обвязанные гирляндами деревья, статуэтки гномов и эльфов, замотанные мишурой ели украшали дворы. И только одно-единственное окно светилось изнутри мягким светом настольной лампы, а не десятком огоньков, как у остальных. Нильс сидел у себя в комнате за столом, значит можно смело набрать две цифры на домофоне.

Но вместо этого она вытащила из кармана своего объемного пуховика смартфон.

– Привет, Нильсон, – улыбнулась она, словно он мог её видеть.

Он ответил после первого же гудка, будто держал телефон в руках.

– Привет, Ютыч.

– Выгляни в окно.

Занавеска на третьем этаже слегка дёрнулась и на мгновение за стеклом появилась лохматая белоснежная голова Нильса.

– Запевай. Сегодня без серенады не спущусь, – хохотнул он в трубку.

– Открывай окно и слушай, – ответила она нарочито серьёзно.

– Прова-а-ал! Ты сделаешь ЭТО для меня? – спросил он, придав голосу взволнованную эмоциональную окраску. – Ты наконец-то опозоришь меня перед соседями?

– За определённую плату я опозорю тебя перед всем районом, дорогой, – ответила она ему в тон.

– Сторгуемся, детка.

Оба рассмеялись, и Юта сдалась первой.

– Я звоню? Впустишь?

– Подумаю, – ответил он и отключился.

Уже сидя у него в комнате, укутавшись шерстяным пледом до самого подбородка, Юта смогла расслабиться. Впервые с их последней встречи.

– Тебе идёт эта стрижка, – оценил Нильс, обычно не обращавший внимания на изменения во внешности девчонок.

В этот раз её гладкое ассиметричное каре, удлинённое до плеча с левой стороны, мог не заметить только слепой. Пепельный оттенок сменился ярким каштановым, отчасти напоминающим её родной цвет волос.

– Спасибо, – кивнула она.

– Что за радикальные перемены, красотка?

– Ничего, – попыталась уйти от ответа Юта, но Нильс видел гораздо глубже, чем могло казаться тем, кто знал его лишь поверхностно.

– Мне еще раз задать вопрос? Ты не сменила прическу, когда весь город искал длинноволосую блондинку. Почему ты это сделала сейчас?

Опустив взгляд в пол, Юта прикусила нижнюю губу, но упорно продолжила своё молчание.

– Ты пришла посидеть в тишине? – вопросительно развёл руками Нильс и упёрся в неё взглядом своих стальных глаз. Его непробиваемая настойчивость обезоруживала.

– Давай, пожалуйста, не будем об этом?

– Тогда мы с тобой прощаемся. Провал, знаю. Но у меня нет желания играть в одни ворота. Я в прошлый раз выложил тебе всё, как на духу, а ты сегодня игнорируешь мои самые простые вопросы. Я недоумеваю, Юта. Какого чёрта?

– Я отвечу на любой твой вопрос, кроме этого.

– Меня не волнуют остальные на данный момент. Почему подстриглась?

– Я не хочу жаловаться, – беззащитно покачала она головой, отчего её глянцевые волосы почти прикрыли измождённое лицо.

Макс никогда не стал бы так настойчиво вытаскивать из неё информацию. Но Нильс совсем другой. Он делал это холодно и бесстрастно, будто клещами из гнойной раны вытаскивая больную занозу, он по кусочкам тащил из неё факты, представляющие для него интерес. Мысль задуматься о её чувствах в его светлую голову просто не пришла. Сейчас, с бессильным отчаяньем глядя ему в глаза, она вспомнила, по какой причине ей всегда так сложно было дружить с ним. Нильсу невозможно солгать. Правда иногда болезненна настолько, что хочется пережить её в одиночестве и похоронить внутри себя на долгие годы, пока она не перегниёт и не превратится в ископаемое. Но Нильс не заботился о чувствах своих друзей. Если правда казалась ему хоть сколько-нибудь важной, он без зазрения совести вламывался в душу и начинал наводить там свои порядки.

– Прова-а-ал! Не жалуйся, бро. Ответь на вопрос, – вскинул он брови, не сводя с неё пронзительного взгляда.

– Близнецы испортили мне волосы, – ответила она уклончиво, в надежде, что Нильс удовлетворится краткой правдой.

Не вышло. Он сделал несколько круговых движений кистью руки, призывая её не останавливаться на полуслове.