Отвергнутый дар

–  А мы скоро расстанемся. Не хочу… И уезжать никуда не хочу. И не хочу где-то там в будущем быть тебе другом и "иногда общаться".

–  И я не хочу. Вот тут – не верю, что так будет.

–  Он сказал, что…

–  Я помню. Все помню. Оценка и расчет, планирование и не пить тебя до дна.

–  Мы сможем? Ведь сможем?

–  Мы постараемся, ведь мы с тобой очень поумнели за эти сутки, верно?

–  Ой!

–  Что?

–  Сутки прошли.

–  И что?

–  Я пропустила свою таблетку… Что теперь будет?

Он с неожиданным, взрослым интересом посмотрел на нее, а она так же долго и внимательно смотрела в его глаза. Они улыбнулись друг другу.

–  Думаю, от одного пропуска ничего не будет, но…

–  Саш… А ведь я не испугалась. И ты не испугался.

–  Хочешь перестать принимать таблетки?

Она потерлась щекой, устраиваясь уютнее, он вдохнул пьянящий запах ее волос.

–  Нет, конечно. Но теперь смотрю на это не так, как вчера.

–  Оценка и расчет?

–  Да. Слушай… Я хочу ребенка. Не сейчас, конечно. Мы подождем. Ведь мы ещё сами дети.

–  Раз мы так заговорили, то уже не дети. Но, само собой, не сейчас.

–  Когда?

–  Рассчитаем и спланируем, милая. Ну а сначала – поженимся. Когда придет время.

–  Ой… Ты делаешь мне предложение?

–  Извини, что лежа, без костюма, цветов и кольца. Выйдешь за меня замуж?

–  Да. Выйду. Даже странно… Мы никогда так с тобой не говорили. Почему?

–  Мы просто жили, были вместе… Ни забот, ни хлопот… Зачем усложнять? Так мы думали.

–  Теплица…

–  Да.

–  А если это изменит будущее? Он сказал, что этого делать нельзя. И нечестно.

–  Не изменит. Он ушел, вернулся обратно в свой мир, где мы действительно расстались через полтора года и пошли каждый своим путем. Там мы с тобой только друзья спустя много-много лет. А здесь… Здесь наш мир, наш! И его будущее – ещё не написано.

–  Мы напишем его сами, вместе. Да?

–  Да. И оно будет другим. Ведь ты – моя. И никак иначе.

–  А ты – мой!

–  А теперь…

–  Что?

–  Хватит валяться, встаём. Куча дел.

–  Да, куча. Диван надо отмыть.

–  Стену заделать. Ну и ручища, тупой нож вогнал на ладонь почти…

Она взяла с тумбочки чашку, жадно сделала несколько больших глотков. Сморщилась. Снова поднесла чашку ко рту, запрокинула голову и с громким бульканием прополоскала пересохшее горло холодным чаем. Он с улыбкой смотрел на нее, отпил из своей чашки.

–  А я есть хочу, знаешь как? И тебе нужно. Чай даже не выпил, горе мое. Идем обедать? Мясо сделаю.

–  Точно. И я хочу. Пошли! Мы оба, как я понял, почти два дня не ели. Я картошки начищу.

–  "Эль-Пасо" еще возьмем к мясу, осталось?

–  Вроде, было еще в банке. Тоже хочу.

–  Картошку чистить-то как? Рука же… Я сама.

–  Не инвалид же, перестань. Ты мясо делай, и побольше.

–  Ой, что мы маме скажем про зеркало…

–  Блин…

–  Я скажу, поскользнулась и локтем… Меня она ругать не будет.

–  Ага, а рука порезана у меня. Не пойдет. Думаем…

–  Ну помнишь, когда в теннис играли на обеденном столе, ты подрезал, и я влетела в витрину… Мама не ругала.

–  Угу… Все были так рады, что ты не порезалась ничем, что не до ругани. А сейчас мама решит, что ты не невестка, а стихийное бедствие.

–  Не решит!

–  Само собой, но мы еще подумаем.

–  А контрольная? Ее ж писать как-то надо.

–  Черт… Так… Дай-ка мне воон тот томище.

Она вскочила и подбежала к книжному шкафу, вытащила большую книгу в солидном черном переплете.

–  "Внутренние болезни". Зачем тебе?

–  Сейчас подберём симптомчики чего-нибудь и вызовем участковую. Возьмем справку, недельку посижу дома. Маме что-нибудь наплетем, перегрелся, переучился, понос, золотуха. И в школе забудут этот день…

–  А мне что делать?

–  Самое важное – делать круглые глаза и рассказывать про понос и золотуху.

–  Черт, черт… Саш…

–  Что?

–  Английский. У нас "проблема Сыроежкина" теперь! Удружил дядя Саша, ничего не скажешь…

–  Мдаа…

–  Диана теперь не слезет, и что делать? Язык-то… – она улыбнулась и легонько щёлкнула его по лбу, – чуть лучше алгебры.

–  А я знаю, как выкрутимся.

–  Как?

–  Помнишь наши опыты с метрономом и гипнозом?

–  Аа… Из книжки про психотерапию?

–  Да.

–  Так ничего же не получилось и я просто уснула.

–  Неважно. Можно сказать, что прочитали статью про гипнопедию и попробовали так учить английский. Ну и…

–  Криво вышло? Алгебру вышибло, зато английский попер?

–  Ну, вроде того.

–  Нет! В дурку еще отправят! Ну что ты все усложняешь… Просто вызубрил – и все! Ну а потом… Что-нибудь придумаем. Она забудет.

–  Тоже верно. Не будем усложнять, прорвёмся. Ну, встаём!

Они подошли к плотно занавешенному окну. Посмотрели друг другу в глаза – и вместе, каждый свою половину, слитным движением распахнули шторы. Яркий солнечный свет развеял полумрак и то, что в нем таилось. Юноша ласково коснулся ее плеча и подошел к музыкальному центру, склонился над подставкой для кассет. Вгляделся, крутанул ее, не находя ту, что искал. Удивленно пожал плечами, оглянулся на девушку. Она, поняв без слов, улыбнулась и подошла, быстро перебрала все и нажала кнопку, открыв гнездо на черно-серебристой панели.

–  Вот она!

Они улыбнулись, увидев, как зажглась разноцветная радуга лампочек, осветивших разнокалиберные индикаторы, синхронно дрогнули стрелки.