Вселенцы различаются по комбинации тела и сознания: мужское сознание в мужском теле, мужское сознание в женском теле. Ещё один вариант: перенос взрослого сознания в детское тело. Тут две возможности: в собственное тело надцатилетней давности, либо в чужое, подвернувшееся случайно. Или не совсем случайно.
Что отличает многие произведения ПФ независимо от половой принадлежности героев и авторов? Ответ грубый и простой – косяки, которые уже стали нормой. Посредственный язык, отсутствие стиля и сложные отношения с матчастью: авторы либо вообще забивают на историческую реальность, либо намертво влипают в заклепкометрию. Ещё – душевная глухота персонажей, неспособность к эмпатии и – шире – отсутствие психологической достоверности.
Вообразите, что некая сила сдернула вас с налёжанного диванчика или утащила из офиса. Из места, где тепло, светло, вкусно пахнет кофе и ксероксом, вы перенеслись… ну, допустим, на полярную станцию в Антарктиде. Там тоже тепло и светло, вокруг замечательные люди, готовые помочь, от родного дома вас отделяет т о л ь к о расстояние – и как? Очень многих накроет шок просто от перемены обстановки. Необъяснимой перемены. Какая сила сделала это с вами? Почему, за что, остановится ли на этом? Неизбежные вопросы, верно?
А если мир чужой или наш, но эпоха далёкая и тревожная? Если нет возможности не то что вернуться, хоть весточку подать близким – как ощущения? А дома беременная жена или папа в деменции. Да просто такса, которую нужно кормить и выгуливать.
И знаете что? Не тоскуют наши попаданцы по родному миру, словно они сиротки, а из живности в дому только тараканы. Кто не верит, рекомендую "Средневековую историю" Галины Гончаровой – один из эталонов женского попаданчества, круче только "Лейна". В нашем мире героиня попадает в страшную автомобильную аварию и переносится в мир иной. Придя в сознание девушка думает о разных вещах: критикует убранство покоев, удивляется неумелости сиделки, досадует, что вынуждена пользоваться подкладным судном, сожалеет, что всех господ ликвидировали в 1917 году. Вот только о родителях, которые были с ней в машине – не вспоминает. Даже и вопросом не задаётся, как они там, живы ли.
Ладно, а после переноса? Что чувствует обычный попаданец на пороге нового мира? Азарт, страх, отчаяние, жажду приключений и открытий? Не всегда, и даже крайне редко. От большинства книг ощущение будто герои уровень в игре проходят. А игрушка, она игрушка и есть – чувства куцые, опасности не настоящие. Всё понарошку.
А ведь у вселенцев ко всему добавятся свои, особые сложности. Человеческий мозг развивается примерно до 28 лет. Гормональный фон мужчины и женщины, подростка и старика различается очень сильно. Ну и? Как ощущения, когда сознание шестидесятилетнего наложится на детский мозг? Нигде не жмёт? Про гормоны не буду – и так всё ясно.
Ладно, отставим пока в сторону изобразительную, фактическую и психологическую точность, поговорим об этике. Потому что, вот жил в иномирье человек, "воевал, гулял по парку, пил вино с друзьями" (с), а потом фигак – пришлый разум вытеснил хозяина тела. Отчасти кража, отчасти убийство, верно? Но как думаете, тревожит героев этическая неоднозначность? Чаще нет, чем да.
Не поймите превратно, я не хочу сказать, что авторы совсем не думают об этом. Как правило, используется вариант "тело живо, а душу вынесло вон" и попаданец из нашего мира занимает оболочку, как беженцы опустевшую хату – деваться некуда, да и не пропадать же добру. Или как в "Доме последней надежды" Карины Дёминой, где пришелица из нашего мира некоторое время сосуществует с умирающим сознанием хозяйки тела и берёт на себя груз её забот и обещаний. Или как у Василия Кононюка в "Ольге", где чужое сознание помогает окрепнуть слабому рассудку героини. Или как у Оксаны Демченко в "Мир в подарок", где сознание героини выдёргивает в свой мир молодая ведьма.
Однако. Беда в том, что таких произведений немного. А большинство авторов этикой и психологической достоверностью не заморачивается. Типовая фантастика про вселенцев – "Дитё" и "Комсомолец" Владимира Поселягина.
"Дитё" – герою тридцать пять, он майор ГРУ в отставке, попадает в собственное детское тело. И первое что делает очнувшись – затевает фаллометрию с доктором. Психологически очень достоверно, суровые профи только так себя и ведут. "Комсомолец" – в нашем мире герой теряет семью и сам сгорает заживо, возрождается в теле пятнадцатилетнего подростка в 1940 году. По поводу гибели семьи рефлексий минимум, автор обозначил горе полудюжиной предложений – и будет с читателя. Мальчишке, которого герой "заместил" – ни тени участия, ни мысли о нём.