Отвергнутый дар

Ее выручил сам слуга. Увидев, что румянец возвращается к ней, он сделал полупоклон и открыл для нее дверь. Элен миновала его неловко и застенчиво. Может быть, он презирает ее, этот вышколенный, вежливый, умелый человек? Может быть, все они презирают ее и сплетничают о ней в своей комнате, считают ее вторжение беззаконным? Когда она, к своему великому облегчению, добралась наконец до своих комнат, где могла уединиться, то чувствовала именно это: пришелец, чужак, ей нет здесь места.

Ее комнаты прилегали к комнатам Эдуарда и выходили окнами в парк. Когда-то они принадлежали Аделине де Шавиньи, одной из красавиц Версальского двора, и были меблированы специально для нее. И она, и ее муж пошли на гильотину через несколько дней после своего короля. Элен бродила из будуара в спальню и обратно, прикасаясь к вещам, когда-то принадлежавшим Аделине. Мягкий серый шелковый полог над постелью, расшитое покрывало на кресле с вышивкой «пти-пуан», выполненной руками самой Аделины, ее веер, обюссонский ковер, рисунок к которому выбрала она сама, стол для игры в триктрак, украшенный табличкой слоновой кости с ее именем, а ниже слова «Le Roi»[37].

Она отважно приняла смерть, сказал Эдуард. Элен остановилась перед серым мраморным камином и посмотрела на висевший над ним портрет Аделины. Светясь спокойной красотой, она стояла в призамковом парке, рядом с ней с одной стороны был сеттер, подаренный ей Людовиком XVI, с другой – старший сын, избежавший гильотины и ставший впоследствии одним из великих наполеоновских генералов. Старый порядок и новый; Аделина стояла между ними, безмятежно глядя из рамы. В ее улыбке была красота и враждебность. Элен почувствовала себя узурпатором и отвернулась.

Она закрыла ставни и поставила жалюзи так, что свет косо падал в комнату, а стены и пол покрылись полосками. Потом легла на кровать и стала смотреть на портрет. Аделина и ее собачка, Аделина и ее сын. Наверное, легче умирать с отвагой, подумала она сквозь дремоту, если знаешь, что сын переживет тебя, что ты отослала его в Англию, как сделала Аделина, если знаешь, что он в безопасности.

Она закрыла глаза. Комната казалась душной и жаркой, болела голова. Как рассказывал ей Эдуард, его отец тоже смело принял смерть. Под пулями немецкой бригады, расстрелявшей его за участие в Сопротивлении… На фотографии, которую показывал Эдуард, сходство между ним и его отцом в молодости было поразительным. Это из-за отца Эдуард придавал такое значение своей работе в фирме. Ксавье де Шавиньи и его сын, Аделина де Шавиньи и ее сын. Эти имена словно плавали в ее сонном сознании, ей казалось, что она пытается ухватить их, но они выскальзывают. На протяжении веков, поколение за поколением семья Эдуарда жила в этом месте близ Луары, и только теперь, подумала Элен, она начинает понимать, что это означает для такого человека, как Эдуард. Протяженность во времени делала смерть чем-то незначительным, вроде палочки в эстафетной гонке. «Мой отец умер, – сказал Эдуард, – но здесь, в его деле, он продолжает жить…» И он показал рукой на дом с садами и парком, на Луару в отдалении…

Она не хотела и не собиралась спать, но сон подкрался к ней незаметно и сначала казался мирным, она чувствовала себя так, словно плавает на поверхности воды. Вдоль берега, под ветки орешника, потом к бумажным деревьям, где она думала встретить Эдуарда, но увидела, что там ждет ее Билли. Билли улыбнулся и помог ей выбраться на берег. Она легла рядом с ним, и поскольку знала, что он очень скоро погибнет, то ей было страшно важно, чтобы все было в порядке. Это был ее последний подарок Билли, последний, какой мог ему от кого бы то ни было достаться. Она положила руку в прохладную ложбинку между его лопатками и сказана ему. что сейчас правильное время и правильное место, и то, что они делают, правильно, и, кажется, Билли понял, она ясно видела понимание в его взгляде. И только когда она начала гладить его по спине, она заметила, что что-то не так. Его кожа была такая холодная, а когда она взглянула на его руку, то увидела, что рука обесцвечивается и становится бледной.

Она немного потрясла его, он был тяжел и неподвижен. Только что он прикасался к ней, а теперь застыл и не двигался. Она почувствовала на своем лице что-то холодное и влажное, и подумала, что это его слезы, но когда посмотрела – это оказалась кровь, а не слезы. Кровь была липкая, пахла сладковато и неприятно, и тут же рядом оказался Нед Калверт, сказавший ей, что это лучший лосьон для кожи на свете, и тогда она открыла рот и начата кричать, очень громко и совершенно беззвучно.

Она проснулась и вскочила, дрожа всем телом. Ее заливал пот, в голове стучало. Она оглядела тихую комнату с полосками света и некоторое время не могла сообразить, где находится. Она все еще была во власти сна, худшего из всех, что ей снились.