Отвергнутый наследник

Я кидаю кубик и ставлю фишку на поле «шанс». Карточка, которую я вытаскиваю из стопки, отправляет меня прямиком в тюрьму. Хартли смеется над моим невезением, скачет вокруг доски, покупает недвижимость, а потом садится и наблюдает за моим ходом.

Я опять кидаю кубик, на котором выпадает пять, и моя фишка оказывается на недвижимости, которую только что купила Хартли.

– Черт! Ты уже и так обобрала меня до нитки.

Хартли потирает ладони как отпетая злодейка. Я отдаю ей плату за аренду и смотрю, как она прокладывает себе путь к полю «общественная казна».

Мой следующий ход приводит меня на Теннесси-авеню.

– Наконец-то! – Я смахиваю со лба несуществующий пот. – А то уже начал бояться, что останусь неимущим.

– Рано радуешься.

– Никогда не думал, что ты такая бесчеловечная.

– Смотри и учись, красавчик!

Хартли продолжает доказывать мне, как я ошибался. После очередного круга у нее уже пять владений против одного моего. Это не игра, а какая-то бойня.

– И сколько еще ты собираешься меня мучить?

– А у тебя еще остались деньги?

Я опускаю глаза на жалкую стопку.

– Есть немного.

– Не собираешься сдаваться?

– Нет.

– Хм. – Она протягивает мне несколько банкнот. – Я покупаю дом на Индиана-авеню.

Я тяжело вздыхаю.

– Эта практичная сторона в тебе – что-то новенькое.

– Разве? – Хартли подталкивает кубик в мою сторону.

– Не знаю. Раньше ты казалась мне милой и естественной. Ты играешь на скрипке. Это так… – Я умолкаю, сам не зная, что именно хочу сказать.

– Изнеженно? – спрашивает она, а потом хмурится. – Играть на музыкальном инструменте не легче, чем играть в футбол. Думаешь, сидеть часами напролет с деревянной штуковиной, зажатой между плечом и подбородком, – это комфортно и легко?

– А что, нет?

– Нет. Знаешь, сколько раз после репетиций у меня кровоточили пальцы? – Она пихает свою миленькую ручку мне под нос.

– Много?

– Именно, много. А когда у тебя болят пальцы, ты ничего не можешь делать, даже застегнуть пуговицы на рубашке.

– Я застегну твою рубашку, – не задумываясь отвечаю я.

Она бросает в меня дом.

– Истон!

Я ловлю фигурку и ставлю ее на владение Хартли.

– Прости, старая привычка.

– Почему?

– Почему что?

– Почему это старая привычка?

– Не знаю. Просто, – бормочу я, кидаю кубик и делаю ход.

Снова железная дорога, но я не могу себе ее позволить и поэтому подталкиваю кубик к Хартли.

– Да брось, расскажи мне!

– Зачем?

– Потому что друзья все друг другу рассказывают.

Я поднимаю брови.

– И ты так много мне рассказываешь.

Она пожимает плечами.

– Ты знаешь, какая ситуация у меня дома.

– Но не потому, что ты мне об этом рассказала, – с раздражением возражаю я. – Я подслушал.

– Но все равно ты знаешь, – настаивает она.

– Я так поступаю, потому что такова моя роль, – сердито выдаю я.

И тут же пожалев об этой вспышке, принимаюсь изучать свою машинку, как будто она детальная копия дорогущей «бугатти» Стива. Я просто влюблен в эту чертову тачку.

– Не буду притворяться, что все понимаю, но я знаю, что значит быть средним ребенком. Ты не такой идеальный, как твои старшие братья или сестры, и в то же время уже больше не милый младенец.

– Не совсем так, – отрицаю я, но ее слова бьют в самое сердце.

Рид и Гидеон чрезвычайно собранные. У них, в отличие от меня, есть самодисциплина, и поэтому они выступают за спортивные команды своего университета, а вот мне это не светит. Близнецы связаны между собой на каком-то глубинном уровне, чего, по-моему, не понимает даже Лорен. Я же всегда был посередине. Вокруг меня крутились братья, и все же я оставался сам по себе. Лишь мамина чрезмерная забота выделялась на всем этом фоне, и даже сейчас, вспоминая о том, как она сдувала с меня пылинки, я чувствую себя неловко.

– Мне нравится быть Истоном Ройалом. В мире нет ничего, что я не мог бы себе позволить. – Надо показать Хартли, как она ошиблась, выставив меня полным неудачником. – Я сказал «привычка», потому что многие люди меня очень любят, и мне хочется отплатить им тем же. Я делаю им приятное, говоря комплименты.

– Хорошо, – говорит Хартли.

Ее снисходительный тон уже начинает действовать на нервы больше, чем наш спор, но мне удается держать язык за зубами. Я сосредоточиваю все внимание на игре, кидая кубики и перемещая машинку по доске, но все равно никак не могу перестать думать о прошлом.

О том, как мама всегда называла меня своим самым любимым, своим особенным мальчиком, который всегда оказывался рядом, когда она нуждалась во мне. А означало это лишь то, что я никогда не мог отказать ей.

– Когда все внимание другого человека сосредоточено только на тебе, это может плохо кончиться, – грубым голосом говорю я. – И для тебя, и для другого человека, а комплименты – они смещают это внимание, понимаешь?

Поняв, что наговорил уже с лихвой, я опускаю голову в ожидании неизбежного вопроса о том, кого и что я имел в виду. К удивлению, в комнате раздается лишь звук покатившегося по игровой доске кубика. Хартли ставит фишку на последнюю железную дорогу. Значит, я жестко проигрываю.

– Я хочу есть. Пойдем перекусим что-нибудь, а потом посмотрим кино или еще что-то придумаем.

– Но мы еще не доиграли.