Отверженные

Гроб ответил глухим звуком. Фошлеван почувствовал, что земля уходит у него из-под ног и что он сам готов упасть в могилу. Он крикнул сдавленным, хриплым голосом:

- Скорей, приятель, пока "Спелая айва" еще не закрыта!

Могильщик набрал еще на одну лопату земли. Фошлеван продолжал.

- Я плачу! - повторил Фошлеван и схватил могильщика за локоть. - Послушай, приятель! Я монастырский могильщик, я пришел тебе подсобить. Это дело можно сделать и ночью. А сначала пойдем выпьем по стаканчику.

Продолжая говорить, продолжая упорно, безнадежно настаивать, он в то же время мрачно раздумывал: "А вдруг он выпьет да не охмелеет?"

- Если вам так хочется, провинциал, я согласен, -сказал могильщик. -Выпьем. Но после работы, не раньше.

С этими словами он взялся за лопату. Фошлеван удержал его.

- Это аржантейльское вино, - по шесть су!

- Ах вы, звонарь! - сказал могильщик. - Динь- дон, динь -дон, только это вы и знаете. Пойдите прогуляйтесь.

И опять сбросил с лопаты землю.

Фошлеван сам не понимал, что говорит.

- Да идемте же выпьем! - крикнул он, - Ведь платить-то буду я!

- После того как уложим ребенка спать, - сказал могильщик и в третий раз сбросил с лопаты землю.

- Видите ли, ночью будет холодно, - воткнув лопату в землю, добавил он, -и покойница начнет звать нас, если мы оставим ее без одеяла.

Тут могильщик, набирая землю лопатой, нагнулся и карман его блузы оттопырился.

Блуждающий взгляд Фошлевана упал на этот карман и задержался на нем.

Солнце еще не скрылось за горизонтом; в глубине кармана можно было разглядеть что-то белое. Глаза Фошлевана блеснули с яркостью, удивительной для пикардийского крестьянина. Его вдруг осенило.

Осторожно, чтобы не заметил могильщик, он запустил сзади руку к нему в карман и вытащил белый предмет.

Могильщик в четвертый раз сбросил с лопаты в могилу землю.

Когда он обернулся, чтобы набрать пятую лопату, Фошлеван с самым невозмутимым видом сказал:

- Кстати, новичок, а пропуск при тебе?

Могильщик приостановился.

- Какой пропуск?

- Да ведь солнце-то заходит!

- Ну и хорошо, пусть напяливает на себя ночной колпак.

- Сейчас запрут кладбищенские ворота.

- И что же дальше?

- А пропуск при тебе?

- Ах, пропуск!

Могильщик стал шарить в кармане.

Обшарив один карман, он принялся за другой. Затем перешел к жилетным карманам, обследовал один, вывернул второй.

- Нет, - сказал он, - у меня нет пропуска... Должно быть, забыл его дома.

- Пятнадцать франков штрафу, - заметил Фошлеван.

Могильщик позеленел. Зеленоватый оттенок означает бледность у людей с землистым цветом лица.

- А, разрази их господь! - воскликнул он. - Пятнадцать франков штрафу!

- Три монеты по сто су, - пояснил Фошлеван.

Могильщик выронил лопату.

Теперь настал черед Фошлевана.

- Ну, ну, юнец, - сказал Фошлеван, - не горюйте. Из-за этого самоубийством не кончают, даже если готовая могила под боком. Пятнадцать франков - это всего-навсего пятнадцать франков, а кроме того, можно их и не платить. Я стреляный воробей, а вы еще желторотый. Мне тут прекрасно известны все ходы, выходы, приходы, уходы. Я дам вам дружеский совет. Ясно одно; солнце заходит, оно уже достигло купола Инвалидов, через пять минут кладбище закроют.

- Это верно, - согласился могильщик.

- За пять минут вы не успеете засыпать могилу, она чертовски глубокая, эта могила, и не успеете выйти до того, как запрут кладбище.

- Правильно.

- В таком случае с вас пятнадцать франков штрафу.

- Пятнадцать франков!

- Но время еще есть... Вы где живете?

- В двух шагах от заставы. Четверть часа ходьбы отсюда. Улица Вожирар, номер восемьдесят семь,

- Время у вас еще есть, если только вы возьмете ноги в руки и уйдете отсюда немедленно.

- Это верно.

- Как только вы окажетесь за воротами, мчитесь домой, берите пропуск, бегите обратно, сторож вас впустит. А раз у вас будет пропуск, платить не придется. И тогда уже вы зароете покойника. А я пока что постерегу его, чтобы он не сбежал.

- Я обязан вам жизнью, провинциал!

- А ну, живо! - скомандовал Фошлеван.

Вне себя от радости могильщик потряс ему руку и пустился бежать.

Когда он скрылся среди деревьев и шаги его замерли, Фошлеван нагнулся над могилой и сказал вполголоса:

- Дядюшка Мадлен!

Никакого ответа.

Фошлеван вздрогнул. Он не слез, а скатился в могилу, припал к изголовью гроба и крикнул:

- Вы здесь?

В гробу царила тишина.

Фошлеван, еле переводя дух - так его трясло, вынул из кармана долото и молоток и оторвал у крышки гроба верхнюю доску. В сумеречном свете он увидел лицо Жана Вальжана, бледное, с закрытыми глазами.

У Фошлевана волосы встали дыбом. Он поднялся, но вдруг, едва не упав на гроб, осел, привалившись к внутренней стенке могилы. Он взглянул на Жана Вальжана.

Жан Вальжан, мертвенно-бледный, лежал неподвижно.

Фошлеван тихо, точно вздохнув, прошептал:

- Он умер!

Снова выпрямившись, он с такой яростью скрестил на груди руки, что сжатые кулаки ударили его по плечам.

- Так вот как я спас его! - вскричал он.

Бедняга, всхлипывая, заговорил сам с собой. Принято думать, что монолог несвойствен человеческой природе, - это неверно. Сильное волнение нередко заявляет о себе во всеуслышание.