С обеих сторон кого-то ожидали. Успех выпал на долю того, кто точнее рассчитал. Наполеон ждал Груши; он не явился. Веллингтон ждал Блюхера; он прибыл.
Веллингтон — это классическая война, берущая реванш. Бонапарт на взлете своей славы встретил ее в Италии и победоносно сокрушил. Старая сова бежала перед юным ястребом. Старая тактика была не только поражена, но и оконфужена. Кто был этот двадцатишестилетний корсиканец, этот великолепный невежда, который, имея против себя все, — без провианта, без запасов, без пушек, без обуви, почти без армии, с горстью людей против громадных масс, кидался на европейскую коалицию и нелепо, невозможным образом выигрывал сражения? откуда вырвался этот грозный безумец, который, почти не переводя дыхания, с одними и теми же силами, сокрушил в прах одну за другой пять армий императора германского, опрокинул Болье* на Альвинци*, Вурмсера* — на Болье, Меласа* — на Вурмсера, Макка* — на Меласа. Военная академия предала его отлучению. Отсюда возникла непримиримая вражда между старым цезаризмом и новым, вражда между вышколенной саблей и огненным мечом, вражда между шахматной доской и гением. 18 июня 1815 года было сказано последнее слово этой борьбы и под Лоди*, Монтебелло*, Мантуей*, Маренго*, Арколе*, было начертано: «Ватерлоо — триумф посредственностей». Судьба допустила эту иронию. На закате своей славы Наполеон увидел перед собой помолодевшего Вурмсера. Действительно, чтобы получить Вурмсера, достаточно побелить волосы Веллингтона.
Ватерлоо — великая битва, выигранная посредственным полководцем.
Чему надо удивляться в сражении при Ватерлоо — так это Англии, английской стойкости, английской решимости, английскому хладнокровию; всего достойнее удивления* в этом бою была сама Англия; не ее полководец, а ее армия.
Веллингтон с черной неблагодарностью заявляет в письме к лорду Бетгёрсту, что его армия — армия, сражавшаяся 15 июня 1815 года, — «отвратительная армия». Что думает об этом мрачная груда костей, зарытых в земле Ватерлоо?
Англия была слишком скромна в отношении Веллингтона. Возвеличить таким образом Веллингтона — значит умалить Англию. Веллингтон такой же герой, как и всякий другой. Но что было действительно величественно — это его серые шотландцы, эта конная гвардия, эти полки Метланда, эта пехота Нака и Кемпта, эти горцы, играющие на волынке под градом картечи, эти батальоны Рейланда, эти рекруты, едва умеющие владеть мушкетами и устоявшие против старых вояк Эсслинга* и Риволи*. Веллингтон отличался стойкостью, то была его заслуга, и мы ее не оспариваем; но последний из его пехотинцев и его всадников был так же стоек, как он сам. Железный солдат стоит железного герцога. Что касается нас, то вся наша похвала принадлежит английскому солдату, английской армии, английскому народу. Если есть трофеи в этом сражении, то ими обязаны Англии. Колонна Ватерлоо по справедливости должна была бы вместо изображения одного человека возвести к небесам статую целого народа.
Великая Англия, может быть, придет в гнев от того, что мы говорим здесь. После своего 1688 года* и после нашего 1789 она еще сохранила феодальную иллюзию. Она верит в наследственность и в иерархию. Этот народ, которому нет равного в могуществе и славе, ценит себя как нацию, а не как народ. Что касается народа, то он охотно подчиняется лорду. Как рабочий, англичанин позволяет презирать себя, как солдат — он дает бить себя палкой.
Известно, что после Инкерманского сражения* сержант, который, очевидно, спас всю армию, не мог быть упомянут лордом Рагланом*, так как английская военная иерархия не дозволяет включать в рапорты героев ниже офицерского чина.
Чему мы удивляемся больше всего в сражении при Ватерлоо — так это изумительному искусству случая. Ночной дождь, Гугомонская стена, Оэнский овраг, Груши, не услышавший пушек, проводник, обманувший Наполеона, проводник, показавший правильный путь Бюлову, — вся эта цепь событий чудесно проведена.
В итоге скажем, что при Ватерлоо было больше резни, чем сражения.
Ватерлоо изо всех правильных сражений имеет наименьший фронт на такое количество сражающихся. Наполеоновские силы растянуты на три четверти мили, силы Веллингтона — на полмили; с каждой стороны по семьдесят две тысячи сражающихся; от этой густоты масс и произошла резня.
Получается следующая пропорция. Потери людьми: под Аустерлицем — у французов четырнадцать процентов; у русских тридцать процентов; у австрийцев сорок четыре процента. При Ваграме у французов тринадцать процентов, у австрийцев четырнадцать. Под Москвой* у французов тридцать семь процентов, у русских сорок четыре. При Бауцене* у французов тринадцать процентов, у русских и у пруссаков четырнадцать. При Ватерлоо у французов пятьдесят шесть процентов, у союзной армии тридцать один. Сто сорок четыре тысячи сражающихся; шестьдесят тысяч трупов.
В настоящее время поле Ватерлоо дышит безмятежным спокойствием, свойственным земле, невозмутимому оплоту человека; это поле похоже на все равнины.