Мы уже упоминали об одном улане. Это был правнук Жильнормана с отцовской стороны, проводивший жизнь в гарнизоне, вдали от родных и семейных очагов. Поручик Теодюль Жильнорман обладал всем, что требуется для так называемого красивого офицера. У него были талия, как у барышни, умение как-то особенно победоносно волочить за собой саблю и длинные, лихо закрученные усы. Он редко приезжал в Париж, так редко, что Мариус даже не видал его. Двоюродные братья знали друг друга только по имени. Теодюль — мы, кажется, уже говорили это — был любимцем тетушки Жильнорман, которая отдавала ему предпочтение потому, что редко его видела. Не видя людей, легко наделять их всевозможными совершенствами.
Как-то рано утром мадемуазель Жильнорман-старшая пришла к себе настолько взволнованная, насколько это было возможно при ее невозмутимости. Мариус опять просил у деда позволения сделать небольшую поездку, рассчитывая уехать в тот же день вечером.
— Поезжай, — сказал дед и пробормотал про себя, подняв брови: «Он все чаще не ночует дома».
Мадемуазель Жильнорман вошла в свою комнату, сильно заинтригованная. Когда она всходила по лестнице, у нее вырвалось восклицание: «Это уж слишком!» и затем вопрос: «Но куда же, наконец, он ездит?»
У нее явилось смутное предчувствие какой-нибудь сердечной истории, более или менее предосудительной, она видела женщину в тени, свидание, тайну и охотно сунула бы туда свой нос, вооруженный очками, смакуя тайну, как будто сама участвуя в романтическом приключении, а благочестивые души не прочь побаловаться этим. В глубоких тайниках ханжества скрывается любопытство к скандалам.
Итак, тетушка умирала от желания узнать историю племянника.
Чтобы немножко отвлечься от этого любопытства, которое так непривычно волновало ее, мадемуазель Жильнорман прибегла к своим талантам и начала обметывать бумагой фестоны на одном из тех вышиваний, бывших в моде во времена Империи и Реставрации, где так много дырочек с паутинками, похожих на колесики. Работа была скучна, работница угрюма. В продолжение нескольких часов сидела она на своем стуле, как вдруг дверь отворилась. Мадемуазель Жильнорман подняла нос — перед ней стоял поручик Теодюль и приветствовал ее по-военному, приложив пальцы ко лбу. Она вскрикнула от радости. Можно быть старухой, чопорной, ханжой, теткой — и все-таки испытывать удовольствие, видя в своей комнате улана.
— Ты здесь, Теодюль! — воскликнула она.
— Проездом, тетя.
— Поцелуй же меня.
— Извольте.
И Теодюль поцеловал ее.
Мадемуазель Жильнорман подошла к своему бюро и отворила его.
— Но ты пробудешь у нас хоть неделю? — спросила она.
— Нет, тетя, я уезжаю сегодня же вечером.
— Невозможно!
— Математически верно.
— Останься, дружок, прошу тебя.
— Сердце говорит «да», а служба «нет», — возразил Теодюль. — Дело вот в чем. Нас переводят в другой город. Мы стояли в Мелёне, а теперь переходим в Гальон. Париж пришелся как раз по пути. И я сказал себе: «Поеду повидаться с тетей».
— Вот тебе за труд.
И мадемуазель Жильнорман сунула ему в руку десять луидоров.
— Вы хотите сказать — за удовольствие, милая тетя.
Теодюль поцеловал ее еще раз, и она с радостью почувствовала, что галуны его мундира оцарапали ей шею.
— Ты едешь верхом со своим полком? — спросила она.
— Нет, тетя, мне хотелось повидаться, и я добился позволения ехать отдельно. Денщик ведет мою лошадь. А я поеду в дилижансе. Кстати, я хочу кое о чем спросить вас.
— Что такое?
— Разве мой кузен, Мариус Понмерси, тоже уезжает куда-нибудь?
— Почему ты знаешь? — воскликнула тетка, вновь загораясь любопытством.
— Приехав в город, я пошел в контору дилижансов, чтобы заранее взять себе место.
— Ну?
— Одно место на империале было уж занято. Я прочел в списке имя путешественника.
— Какое имя?
— Мариус Понмерси.
— Ах, повеса! — воскликнула тетушка. — Да, твой двоюродный брат ведет себя далеко не так хорошо, как ты. Скажите пожалуйста — он ездит по ночам в дилижансе!
— Как и я.
— Ты — дело другое. Ты едешь по обязанности, а он по испорченности.
— Черт возьми!
Тут нечто необыкновенное случилось с мадемуазель Жильнорман: у нее блеснула прекрасная мысль. Будь она мужчиной, она непременно хлопнула бы себя по лбу.
— А ведь твой двоюродный брат, кажется, ни разу не видал тебя? — спросила она.
— Ни разу. Я как-то видел его, но он не соизволил обратить на меня свое внимание.
— Значит, вы поедете вместе?
— Он — на империале, я — внутри.
— Куда идет этот дилижанс?
— В Анделис.
— Так Мариус едет туда?
— Да, если только не выйдет где-нибудь по дороге. Я со своей стороны остановлюсь в Верноне, чтобы захватить корреспонденцию в Гальон. О маршруте Мариуса я не имею ни малейшего понятия.
— Мариус! Какое отвратительное имя! И пришло же в голову назвать его Мариусом. Как хорошо, что тебя зовут Теодюль.
— Мне бы лучше хотелось, чтобы меня звали Альфредом, — сказал улан.
— Послушай, Теодюль.
— Слушаю, тетя.
— Как можно внимательнее.
— Очень внимательно.
— Готов ты?
— Вполне.
— Ну, так знай же, что Мариус стал часто отлучаться из дома.
— Эге!
— Он уезжает куда-то.
— Ага!
— Он не ночует дома.
— Ого!
— Нам хотелось бы знать причину этого.