Отверженный дух

— Что верно, то верно: не слишком-то хорошо разбираюсь я в людях. А в существах своего пола — особенно. Но хоть убей, не к лицу он тебе, этот романтический флер. Ты тщеславна и любишь деньги… Кстати, в школе этой твоей ненавистной хотя бы платили прилично: а здесь гроши эти и жалованьем не назовешь, тем более, если учесть, какую роль ты на себя взяла в этом доме. Только не возражай ради Бога: ты освободила меня от всех забот, но главное — превосходно управляешься с мальчиком, и это несмотря на все помехи, что пытается чинить тебе муж. И все-таки, разве о таком будущем ты мечтала? Да ради своего собственного мужа и собственного дома ты не то что о «разбитом сердце» — обо всем на свете забыла бы через минуту!

— У тебя есть и то, и другое. Что же ты не успокоишься никак? Нехорошо смеяться над бедной неудачницей.

— Да разве я смеюсь? Стала бы я смеяться — тем более, над человеком, которому стольким обязана! Я просто пытаюсь докопаться до истины и изо всех сил зову тебя на помощь… Итак, мотив номер два: рационально-практический. Ты поступаешь на службу в дом, где часто бывают гости: есть шанс, что одинокий респектабельный мужчина в один прекрасный день предложит тебе руку и сердце, а заодно и то будущее, о котором ты всегда так мечтала. Но у тебя было по меньшей мере два предложения. Ты отказала обоим: почему, Вайолет, почему? — голос Фабиенн зазвучал вдруг тихо и почти нежно.

— Надеюсь, я не обязана объяснять посторонним вещи, которые касаются только меня.

Мысленно я с ней от всей души согласился.

— Разумеется, нет, — не стала спорить и Фабиенн, — да меня и интересует совсем не это. Скажи мне все-таки, что это за конфликт такой между совершенно естественными для всякой женщины желаниями и этим загадочным чувством ответственности, которое тебя здесь удерживает, — ответственности за кого и перед кем? Какие угрызения совести обрекли тебя на это жалкое, рабское существование? Что за грех такой требует себе искупления очередной жертвой?

Вайолет затравленно огляделась — совсем как зверь, попавший в ловушку.

— Ну что, скажи, что тебя так мучит? Тот самый моральный груз, который когда-то ты решила взвалить на меня?

— Фабиенн, ну что ты такое выдумываешь? Хочешь в чем-то уличить — говори прямо, не ходи вокруг да около. В чем конкретно ты меня обвиняешь? — Длинные пальцы ее отбили о стол такую же длинную дробь. — Как, интересно, должна я отвечать на эти туманные намеки?

— Мне известно кое-что, — Фабиенн вернулась к себе на диван, но не стала теперь прикрывать лицо, — а кое о чем я всегда догадывалась. Есть вещи, в которые отказывается верить разум, но их подсказывает чувство. У тебя была причина не выходить за Арнольда; одна-единственная, но перевесившая остальные. Разве я не права, Вайолет?.. Ну же, не молчи. Ведь я все равно об этом знаю.

— Тогда зачем спрашиваешь? — голос у Вайолет сорвался на крик.

— Потому что пришло время, когда я должна знать все до мельчайших подробностей. Что именно? Да то, что узнала от кого-то ты сразу же после помолвки. Что же это было, Вайолет? И кто подсказал тебе спасительный выход: не напоминать ему о данном слове? Итак, что за веское соображение помешало тебе в те дни обрести счастье, казавшееся таким близким? Может быть, перспектива связать себя на всю жизнь с неизлечимо больным человеком?

Вайолет Эндрюс слегка покачнулась; я хотел уже броситься ей на помощь, но она остановила меня взмахом кисти и опустилась на стул — как королева, величественно и грациозно. Затем кивнула — то ли соглашаясь в чем-то, то ли милостиво позволяя собеседнице продолжать, — и уставилась в пустоту прямо перед собой.

— Или это была изощренная месть? — голос Фабиенн звучал очень вкрадчиво. — Ты поняла, что Арнольд действительно любит меня, пришла в отчаяние, но решила не устраивать сцен, а тихо ждать своего часа. Как сладко ненавидела ты меня, и как умело маскировалась! И вот твой час настал…

По мере того, как вникал я в суть этого жестокого поединка, меня охватывал ужас. С детства я свыкся с мыслью, что женщины — существа необычайно опасные, особенно, друг для друга, но за семейными междоусобицами наблюдал насмешливо, с легким сердцем: регулярные стычки эти носили вполне безобидный характер. Но здесь было не то: какой-то тяжкий, роковой исход мерещился мне в этой смертельной схватке. Фабиенн вдруг резко повернулась ко мне.

— Я понимаю, как вам все это, должно быть, противно, — бросила она небрежно. — И конечно же, я не стала бы вмешивать вас в нашу свару, если бы не одно существенное обстоятельство: вы старый друг Арнольда. Именно вы должны помочь мне — возможно даже, спасти его, если еще не поздно. Но для этого вам нужно услышать всю правду, причем, желательно, не от меня. С какой стати, действительно, должна я мучиться догадками, если рядом есть люди, которые знают все, от начала и до конца? Вы и она знали Льюисов раньше меня и, наверное, успели с ними познакомиться лучше…

— Ну, мое-то знакомство с ними было достаточно поверхностным, — заметил я, — пару раз заезжал на каникулы…