Отверженный III: Вызов

— Первый год? Вы не шутите?

— Я похож на шутника? — пробурчал начальник заставы.

— Извините, это я на эмоциях сказал. А какой сейчас год?

— Ты издеваешься надо мной?

— У меня была амнезия, — поспешил я оправдаться. — Я недавно пришли в себя и до этого момента был уверен, что сейчас две тысячи двадцатый год!

— Немного ошибся. На годик.

Я просто не мог в это всё поверить. Капитан, увидев моё искреннее удивление, достал телефон и протянул его мне, показывая экран. На экране светилась дата: четвёртое марта две тысячи сто двадцать первого года. Когда я делал звонки, то просто не обратил на это внимания.

Но как я мог не обращать на это внимания в Восточном? Я начал вспоминать пребывание в центре «Ост», и до меня дошло, что я не видел там ни одного календаря с указанием года — только месяцы и дни. Я мог, конечно, узнать эту информацию в Белостоке, но там я тоже просто не обращал внимания на даты, если где-то их и увидел.

Это был сюрприз. И за пару минут такую новость переварить было трудно. Впрочем, на фоне остальных новостей, озвученных Воробьёвым, эта была ерундой. А вот война между Петербургом и центральной властью — это было уже из области чего-то действительно нереального. Я просто отказывался в это верить, у меня аж заболела голова и пересохло в горле.

— А что орки? — спросил я. — На чьей они стороне?

— Формально на стороне федеральной власти, но по факту держат нейтралитет.

— Это хорошо. Они всегда были более адекватными и благоразумными, чем эльфы.

— Да среди эльфов тоже есть хорошие ребята, у нас вон двое служат, — встал на защиту эльфов капитан. — И раньше я их часто встречал. Все нормальные были. И я не раз слышал, что война эта им не нужна. Это всё Седов-Блозерский. Он это всё начал, и пока его не ликвидируют, толку не будет.

— Седов-Белозерский? Он же погиб? — в очередной раз удивился я, хотя уже устал это делать.

— Это старик погиб, — пояснил капитан. — А сын его потом всю эту кашу и заварил. Сначала объявил о выходе Петербургской области из состава Российской Федерации, а когда его попытались угомонить, устроил провокации, которые в итоге и переросли в войну.

— А почему он объявил, а не губернатор?

— Так Седов-Белозерский губернатора в тюрьму посадил. С этого всё и началось — с попыток федералов отбить Кресты и освободить губернатора. Несколько раз пытались. С этих столкновений всё и пошло.

— А за что Седов-Белозерский посадил губернатора в тюрьму?

— Чтобы занять его место.

Я всё это слушал и не мог поверить, что речь идёт о моём отце. Всё вышеперечисленное был способен организовать и провернуть мой дед, тут я даже не сомневался. Но чтобы мой отец захватил власть в Петербурге и пошёл войной на федералов — это просто не укладывалось в моей голове.

— Простите, — осторожно спросил я. — А Вы говорите о Николае Константиновиче или о каком-то другом Седове-Белозерском?

— О нём. Будь он неладен и весь его род до седьмого колена! — гневно произнёс начальник заставы, и его последняя фраза мне очень не понравилась.

Я на автомате допил невкусный напиток и поставил чашку на стол. Надо было как-то осознать, что всё, о чём рассказал Воробьёв, действительно произошло. Но осознать, что я отсутствовал полтора года, было нелегко. Ещё труднее — осознать, что за это время мой отец развязал затяжную гражданскую войну между эльфами и людьми и сорвал выборы императора.

* * *

Атмосфера в кабинете руководителя тренировочного центра «Ост» была настолько гнетущей, что любой гиперчувствительный эмпат вынужден был бы поставить себе сильнейшую защиту, чтобы не сойти с ума, находясь в этом помещении.

Карл Нидербергер сидел за своим рабочим столом с совершенно отрешённым лицом. Помимо него, в кабинете находились главный куратор проекта «Вархайт» барон Людвиг фон Лангерман, один из идеологов и разработчиков проекта доктор Маркус Штеблер и старший инспектор службы внутренних расследований Имперского министерства обороны майор Рихард Вангенхайм.

Доктор Штеблер сидел за столом для посетителей, майор Вангенхайм стоял у окна, а барон фон Лангерман гневно расхаживал по кабинету и рассуждал:

— Побег трёх курсантов и убийство пана Яроша — это то, что мы уже имеем. Чем нам это обернётся в будущем — неизвестно. Вполне возможно, что сейчас под угрозой само существование проекта «Вархайт». Если русские про него узнают…

Барон осёкся, гневно посмотрел на Нидербергера и продолжил:

— Когда русские о нём узнают, а в том, что это случится, я не сомневаюсь, перед ними встанет непростой выбор: попытаться вернуть своих подростков или всё это проглотить. В первом случае это обернётся конфликтом в ближайшее время, во втором — тоже конфликтом, но позже, когда русские смогут себе его позволить. В то, что они это всё проглотят и забудут, я не верю.

Фон Лангерман подошёл к Нидербергеру, и не скрывая злости и неприязни, сказал:

— Не слишком ли высока цена Вашей халатности, господин майор?

— Я допустил большую ошибку, Ваша Милость, — произнёс руководитель центра «Ост». — Я признаю это и готов понести заслуженное наказание.