— Боюсь, цена Вашей, как Вы её называете, ошибки будет столь велика, что Вам будет не по силам вынести положенное за такое деяние наказание. Вы поставили под угрозу работу трёх министерств. Ещё две недели назад доктор Штеблер рекомендовал Вам срочно отправить мальчишку в Краков. Он собирался лично доставить его на обследование, но Вы этому воспрепятствовали.
— Курсант Гроховски готовился к турниру, — робко возразил Нидербергер.
— И в процессе этой подготовки демонстрировал уникальные способности, которые Вас, в отличие от доктора Штеблера, совершенно не смутили. Пусть доктор меня поправит, если я ошибаюсь, но Гроховски не мог вспомнить такие серьёзные навыки, без возвращения всей памяти.
— Вы совершенно правы, Ваша Милость! — подключился к разговору Штеблер. — Это всё взаимосвязано. И, судя по всему, курсант Гроховски давно вспомнил свою прошлую жизнь — его успехи в боевой магии явно указывают на это. Да и то, что беглецы отправились прямиком в Беларусь и сдались русским пограничникам — лишнее тому доказательство. Вспомнил ли Гроховски всё сразу, или вспоминал постепенно — этого мы не знаем, и теперь уже вряд ли когда-либо узнаем. Но в том, что он её восстановил полностью, у меня сомнений нет. Как восстановил, почему и при каких обстоятельствах — с этим нам ещё предстоит разбираться. Но восстановил. И похоже, не только он. Я сомневаюсь, что с ложными воспоминаниями курсантки Дудек и Радецкая составили бы компанию Гроховски.
— А у Вас, господин майор, была возможность всё это предотвратить! — заметил фон Лангерман.
— Не исключено! — поддержал барона доктор. — Возможно, две недели назад ситуация ещё не была столь запущена, и воспоминания мальчишки на тот момент ограничивались лишь боевыми заклятиями. Но даже если он уже вспомнил всё, неожиданная отправка в Краков вынудила бы его к спонтанному побегу. И не факт, что тогда он смог бы добраться до границы.
— В моих действиях не было злого умысла, — снова попытался оправдаться Нидербергер. — Я планировал доставить курсанта Гроховски в Краков завтра утром.
— Это уже трибунал будет решать, что было в ваших действиях — злой умысел, преступная халатность или что-то ещё! — не скрывая раздражения, сказал барон. — Министр обороны и министр имперской безопасности уже в курсе. Утром о происшествии доложат императору. Его императорское величество сам примет решение о дальнейшей судьбе проекта «Вархайт». До этого момента что-либо обсуждать не имеет смысла!
Договорив, главный куратор проекта «Вархайт» бросил на Нидербергера гневный взгляд, резко развернулся и вышел из кабинета. Сразу же после этого доктор Штеблер встал из-за стола, подошёл к полке с трофеями и грамотами, посмотрел на кубок, завоёванный курсантом Робертом Гроховски на турнире в Белостоке, затем подошёл к Нидербергеру и негромко спросил:
— Скажите, майор, Вам действительно так был нужен этот кубок? Вот это всё, что произошло и ещё произойдёт — не слишком ли это высокая цена, чтобы утереть нос Генриху Келлеру? Стоило ли это того?
Ответа доктор не получил. Он покачал головой и направился к выходу, по пути бросив ещё один взгляд на злосчастный кубок. Последним кабинет руководителя центра «Ост» покинул Вангенхайм, так и не проронивший ни слова за всё время недолгого экстренного совещания.
В приёмной старшего инспектора службы внутренних расследований ожидали пять вооружённых спецназовцев. Трое стояли у окна, двое у входной двери. Как только майор Вангенхайм вышел из кабинета Нидербергера, все бойцы вытянулись как по струнке и застыли в ожидании распоряжений командира.
— Арестовать, — негромко отдал приказ майор.
Но бойцы не успели даже сдвинуться с места, как приказ утерял свою актуальность — в кабинете руководителя тренировочного центра «Ост» раздался выстрел.
Прошло около получаса, как Воробьёв вывалил на меня основные российские новости, и я их всё ещё переваривал — думал о Петербурге, о том, насколько сильно затронули мой родной город боевые действия и, конечно же, о судьбе Андрея и Маши. Всё это было очень неприятно и страшно.
Из тяжёлых раздумий меня вывело неожиданное громкое дребезжание — это задрожал, стоявший на вибрации, телефона Воробьёва. Капитан быстро схватил аппарат со стола, принял звонок и рявкнул в микрофон:
— Слушаю!
После этого его лицо мгновенно стало очень серьёзным, он кого-то слушал, после чего ответил собеседнику:
— Так точно, господин полковник!
Затем начальник заставы протянул телефон мне и негромко сказал:
— Это Вас.
Я удивился, так как не представлял, какому ещё полковнику я мог понадобиться, и поднёс трубку к уху. Услышал мелодию, которая обычно сопровождает переключение с одного абонента на другого. Видимо, сначала с Воробьёвым поговорил кто-то из его начальства, а затем звонок направили на Милютина. Так оно и было. Буквально через несколько секунд из трубки раздался голос Ивана Ивановича:
— Доброй ночи!
— Здравствуйте! Это касса парка аттракционов? — произнёс я заранее оговорённую фразу-пароль.