Пока он размышлял, проход вновь стал сужаться, и ему пришлось двигаться боком, с трудом преодолевая теснину между двумя вдавленными внутрь тоннеля стенами.
Он долго и упорно продвигался вперед, вопреки робкому голосу здравого смысла, который пытался подсказать, что нельзя так бездумно удаляться от дома, — на обратную дорогу может просто не хватить сил.
Нет, любопытство и странное лихорадочное чувство
Несколько раз на пути Кайла попадались развязки, от которых отходило по три—четыре прохода. Зная, как легко заблудиться, он каждый раз избирал крайний правый тоннель, чтобы иметь надежный ориентир для обратного пути.
Однако испытанный прием не помог. Оказавшись в очередном тамбуре, он вдруг заметил собственные следы, четко пропечатавшиеся в пыли, покрывавшей сорванный и расколотый на куски пластик облицовки стен.
Он прошел по кругу, сам не понимая, как такое могло произойти.
Настораживало и то, что за несколько часов блужданий он не встретил ни единой двери.
Кайл проявлял глупое упрямство, ему казалось, что он всего в двух шагах от некоего потрясающего открытия. Конечно, ему следовало остановиться и подумать — не лучше ли вернуться назад, отыскивая по собственным следам путь к тому злополучному тамбуру с напугавшей его дверью?
Он все-таки остановился, переводя дух и одновременно размышляя: как поступить?
Что ждало его по возвращении домой?
Уж, конечно, не похвалы. Скорее хорошая взбучка за то, что оставил без присмотра проход к жилому коридору. Тоннельные слизни хоть и тупые создания, но тепло обустроенных помещений притягивает их, как магнит.
Кайл внезапно осекся в мыслях. Сколько он уже блуждает по странным деформированным коридорам? Несколько часов, а может, и больше, и за это время не встретил даже намека на колонии лишайника или иных представителей растительного либо животного мира, населяющих обычные пещеры и соединяющие их проходы.
Кругом лишь пыль, но какая-то ненатуральная, бархатистая и уж явно не живая.
Жутковатое место. Кайл подумал об этом, и ему вдруг стало так одиноко, он внезапно почувствовал себя
От резкой смены настроений стало совсем скверно на душе. Думать о возвращении расхотелось. Что ожидает его дома? Вечное презрение братьев, пинки да объедки? Кайл сел, вытянув ноги, и огляделся. Здесь, в гробовой тиши, среди таинственных изгибов искореженных коридоров, на него, по крайней мере, никто не орет, не попрекает уродством…
«Немного отдохну и пойду дальше, — с отчаянной решимостью подумал он. — Здесь хоть нет этих противных тварей, а выход должен найтись, обязательно…»
Откуда исходит такая уверенность, он объяснить не мог, просто Кайл был сообразительнее своих родичей и интуитивно понимал: все окружающее имеет определенный смысл. Если он сумел найти вход, отыщет и выход, нужно лишь собраться с силами и идти дальше.
Короткий отдых не принес облегчения, усталость и голод постепенно брали свое, и наступил миг, когда юноша перестал воспринимать реальность, как связную, последовательную цепь событий.
Он шел, машинально передвигая ноги, уже не видя смысла в своих поисках, иногда, вконец измотанный, засыпал, опускаясь на пол там, где его оставляли последние силы, но обморочный сон тоже не приносил облегчения. Открыв глаза после очередного провала беспамятства, Кайл с особой остротой понял, что уже ни за что не отыщет дорогу назад.
Мысль получилась блеклой, равнодушной, словно он окончательно смирился с неизбежностью.
Что же в таком случае заставило его встать и снова брести дальше, уже не придерживаясь определенных направлений, а двигаясь наугад?
Надежда. Неиссякаемая надежда, которая теплится в душе до последнего вздоха…
…В очередной раз сознание прояснилось среди сумрака.
Кайл не помнил, как оказался тут. Он лежал на полу и чувствовал, что прохладный воздух движется.
Сквозняк… Потрескавшиеся от жажды губы вдруг искривились в мучительной улыбке — ему пригрезился звук монотонно капающей воды…
Шли минуты, но звук не исчезал, как не проходило и ощущение свежего, не несущего запаха затхлости воздуха.
Кайл с трудом пошевелился, затем привстал, опираясь на ослабевшие, дрожащие руки, и, словно зверь, огляделся вокруг: прояснившееся сознание, подобно губке, впитывало в эти мгновенья не только сумеречные контуры предметов, но и запахи, звуки…
Он пополз, ориентируясь на слух.