Отверзи ми двери

- Не верю я вам, - сказал вдруг Лев Ильич. - Не верю. Когда так, а теперь мне ясно, что так, тогда и совсем ничего нет. И святых ваших нет, и Воскресения не было.

Костя как споткнулся, спичку зажег прикурить, да и забыл про нее, такого воздействия своих слов он, верно, никак не ожидал.

- Не по зубам орешек? - спросил он, отбросив спичку, обжегся, видать.

Перед Львом Ильичем как кинематографическая лента прокручивалась, мелькали все эти его последние три дня: он увидел себя в поезде с Верой, этим Костей, бабкой с девочкой, упивающимся завлекательным разговором, в церкви, вспомнившим маму с ее иконкой, ужас, встретивший его дома, и как он оттуда бежал, позабыв себя, как уцепился за Веру, в этом, вон, доме с попугаем, уставившимся на иконы, в нелепом тазу очутился, как потом подвернул ногу - и покатился, вот и сидит здесь...

- Не по зубам, - подтвердил он. - А коль, верно, цепь существует, которой мир Адамом завязан, или еще до того, когда твердь, звезды и всю живность создавали, к которой потом ковалось звено за звеном - через Авраама к Матери Божией, к святым, если ее конец сегодня в руках у отца Кирилла - что ж я, смогу поверить в нерасторжимость той цепи, ежели хоть в одном ее звене усомнюсь? Хоть в одном, самом маленьком - всего лишь в связке? Нет тогда никакой цепи - и шести дней не было, и Адам со змием - пошлая сказка, и облако на горе с Моисеем - бездарная метафора, да и Церковь на лживом камне, изначально освещенная предательством Петра, вся проникнутая корыстью и трусостью... - не хочу!

- Погодите, Лев Ильич...

- Нет уж, я вас наслушался, Костя, а с меня довольно. Да чего там, вы мне только что сами объяснили? Но у вас почему-то логики хватает отрицать благодать и поносить сегодняшнюю церковь, а дальше пойти смелости, что ль, недостает или своя корысть - куда ж тогда вам деться со своим избранничеством? Больно все ловко, любое сомнение объяснимо - слабостью ли греховной, бесом ли изворотливым, Промыслом - диалектика, отточенная за две да еще за шесть тысяч лет до того. Промысел! Иван Грозный прибрал патриарха к рукам - Промысел, Петр вовсе с патриархом покончил - Промысел, большевики опять посадили кого вздумается - снова Промысел! Да почему Промысел, а не политиканство, всего лишь выгодное в конкретный момент? А если так, и благодати этой в русской Церкви нет и быть не может - да откуда ей, верно, быть, если священники жулики иль нет, не все ли равно - они ж теми епископами рукоположены, а те точно, выходит, казнокрады, поставлены чекистами, и уж патриарха они - тут и сомнения нет, правильно я вас понял? - не Божьим же жребием избирают? И не наши, не нынешние - пусть бы их! - а еще с тех самых пор, при царях, по собственным соображениям поставивших их ко святому престолу... Только ложь и обман кругом, понял уж я, дошло до меня. Спасибо вам, просветили. Зачем мы будем друг перед другом хитрить - не верна, что ли, логика? Нет никакой цепи, теперь-то нам дано потрогать ее сегодняшние звенья - они все трухлявые, а коли бы могли так же, руками, и прежние пощупать, так и те такими же оказались бы? Почему ж т о м у преданию должен верить, когда в этом усомнился? Да хорошо бы усомнился, надежда была б, что ошибиться могу - а тут уж все доказано математически. Да и слишком стройно получается: младенчика в клочья разорвали - так надо, евреев перерезали - правильно, еврейскими руками пустили русскую кровь - еще вернее! И Дахау правильно, и Колыма верно, и Лубянка на пользу, и наш священник во храме в облачении да с крестом на пузе - и он правильно, что соглядатай - к очищению! Да не много ли, что останется? Почему я, с какой стати должен верить во всю эту мерзкую, кровавую бессмыслицу? когда теперь уж и на себе проверил - почему меня Бог не остановил, от себя самого не защитил, на другой... да в тот же день и изгадил - там же, в том самом месте, где и молились, и ангелы сослужили, и лампадка - дунули на лампадку, и нет ее...

Костя опять верхом сидел на стуле, подмигивал косым глазом, губы у него раздвинулись в блудливой улыбке, под усами зуб блеснул тусклым золотом: "Вроде не было у него золотого зуба?" - успел подумать Лев Ильич.

- Давай, давай! - ухмылялся Костя. - Ты еще про Суламифь позабыл, про Матерь Божию подробности, про архангела Гавриила, да про монахов - говорят, в женский монастырь прокапывали подземный ход...

- Зачем мне ихние мерзости, по мне, своих, что ли, мало? - Лев Ильич развеселился, у него уж ни печали, ни надрыва не было - опять все стало ясно, вот и хорошо! - Хочешь, сюжетец изложу, - влетело ему в голову, - пальчики оближешь? Да вижу, что хочешь, небось, не обманешь!..

- Давай, давай! - веселился Костя, - эко тебя разобрало, - люблю таких горячих, которых только с горушки подтолкни, а там и не догонишь.

- Попробуй! Ясное дело не догонишь, куда там, мы, евреи, народ избранный бегать горазды.

- А ты ж еще недавно говорил, что русский, ну, то есть, все о России хлопотал, переживал за нее?