Ответ

— И это вам нравится? — спросила Анцика, впиваясь ногтями в ладонь Балинта.

— Нет ничего лучше, Анцика, — проговорил Балинт серьезно, глядя на нее блестящими от волнения глазами. — Знаете, когда я самостоятельно изготовил мою первую деталь, осевое сцепление, я был такой счастливый, что не забуду этого во веки веков.

Женщина, очевидно, что-то поняла в волнении парнишки; она втянула ногти и непроизвольным материнским движением обхватила его ладонь.

— Вам интересно? — спросил Балинт взволнованно. — А ночь какая хорошая!

— Хорошая, — согласилась Анци.

Балинт сжал ей руку. — Так я объясняю вам, Анцика! Понимаете, чтобы человек стал хорошим токарем, нужно одно. Вернее, нужны две вещи. Первое: любить свою профессию.

— Это верно, — с полной убежденностью подтвердила Анци.

Балинт на мгновение умолк. Сзади, от фонариков, ветер донес к ним полнозвучный женский смех, затем мягко заколыхалась мелодия вновь запущенного вальса, опять пробуждая в пареньке волнение плоти. — Второе, — проговорил он хрипло, с пересохшим вдруг нёбом, — второе, уметь измерять. Тут торопиться нельзя, измерять надо как следует, точно да хорошенько разглядеть, что кронциркуль показывает, не то еще померещится что-нибудь.

— Не дай бог! — сказала Анци с нервным смешком и на секунду прижалась податливой грудью к руке Балинта. — Не дай бог!

— Самое интересное… как бы сказать… это, конечно, резец, — уже запинаясь, продолжал Балинт. — Как его… как, значит, за него взяться… это, словом, это целая наука. И шлифовать надо как следует, Анцика, и закреплять точно, не то дело не пойдет. Вообще закреплять надо покороче, тогда не будет вибрации.

— Не будет вибрации, — повторила Анци, уже теряя терпение. — Не будет, понимаю.

Задыхаясь от двойственного волнения, Балинт совершенно потерял вдруг чувство юмора. Две идеи заполонили сейчас его сердце: женщина, которую он полюбил, — думал, что полюбил, — и любимая профессия. Уже то, что он стал рассказывать Анцике о своей профессии, равнялось любовному признанию, да и было признанием в глазах Балинта. Его сердце полнилось восторгом, счастливой гордостью, девственной самоуверенностью. Довольно было бы наималейшего подозрения, что молодая женщина смеется над ним, и он в тот же миг повернулся бы спиной, не заговорил больше с ней никогда в жизни. К счастью, у Анци в ногте мизинца было больше верного женского инстинкта, чем ума в ее завитой головке, к тому же женщины вообще беспристрастнее и профессиональнее в любви, чем мужчины, — внезапно Анци обхватила Балинта за шею и поцеловала в губы.

На краю двора вдоль стены неширокой лужайкой росла трава…

Через полчаса Анци поднялась с нее, села.

— Это не твое имя там выкликают? — спросила она.

Над скрежетом граммофона теперь явственно доносилось: «Балинт!.. Балинт Кёпе!.. Балинт!» Балинт узнал мутирующий, петушиный голос Пуфи. — Где он шляется, этот щенок? — прогудел низкий голос господина Битнера.

Балинт вскочил. — Чего это они ищут меня? — спросил он растерянно.

Анци негромко посмеивалась.

— Пойти?

— Тебе лучше знать! — ответила Анци.

Паренек взволнованно переступал с ноги на ногу. От ворот опять послышался зов. — Пойти, что ли? — спросил Балинт тревожно.

Анци громко рассмеялась. — Почему ж не пойти?

— Тише! — прошипел Балинт. — Что сказать, если господин Битнер спросит, где я был?

Вместо ответа Анци продолжала смеяться. — Ты хоть в порядок себя приведи! — сказала она, увидев, что Балинт, со всклокоченными волосами, в расстегнутой рубашке и запыленных штанах, уже кинулся было на зов. Балинт на бегу пальцами расчесал волосы, ладонями разгладил подглазья — ему показалось вдруг, что они словно прохудились. С Битнером он встретился уже под фонариками.

— С кем это ты валялся там, на заднем дворе? — спросил мастер, поглаживая брюхо. — Сперва в сортире, потом под розами, а?

Рядом с Битнером под зеленым фонариком стоял Петер Нейзель, очень бледный. Он отвел Балинта в сторону, зашептал. Отца накануне забрали детективы. Сперва был обыск; детективы нашли за шкафом две большие пачки коммунистических листовок и несколько подозрительных книг по химии. Отца тотчас арестовали, он уже лежал в постели, только и дали времени чтоб одеться, напрасно он твердил, что про листовки те знать ничего не знает. А Балинта нет и нет, вторую ночь не ночует дома. — Мы уж боялись, что тебя тоже зацапала полиция, — шептал Петер, — вот мать и послала меня сюда.

— Тот сверток я сунул за шкаф, — сказал Балинт, бледный как смерть.

Петер смотрел на него, онемев.

— Выходит, теперь из-за тебя мордуют старика. На него еще дома надели наручники, а один детектив ногой пнул и в лицо ему плюнул.

Балинт машинально отвел ото лба волосы и пошел к воротам.

— Ты куда? — спросил Петер.

— В полицию, — сказал Балинт.

На секунду в голове пронеслось, что следовало бы проститься с Анци, но он был уже на улице, возвращаться не стал. — Мама наказала, — поспевая за ним, выдохнул Петер, — если разыщу тебя, тут же домой вести… Ничего не делай, пока с ней не поговоришь.