— Моему жениху пришлось уехать за границу.
— Куда?
— В Чехословакию, — сказала девушка.
— В Чехословакию? А чем же он занимается?
— Собирался быть химиком.
— Учился в Пештском университете?
— Да.
— Как фамилия?
— Не думаю, господин профессор, чтобы вы помнили его…
— Ну-ну, назовите!
— Барнабаш Дёме.
— Знаю. Он был коммунист. Потому и уехал в Чехословакию.
Юли чуть заметно наклонила голову.
— Вероятно.
— Вероятно… вероятно! — повторил профессор. — Не спрашиваю, коммунистка ли вы, все равно правды не скажете! Но, надеюсь, ума у вас хватает…
— Хватает… или не хватает… — Юли бросила на профессора смешливый взгляд. — Но в вашем обществе, господин профессор…
— Слушаю. Продолжайте.
— В вашем обществе, господин профессор, я хотела бы ею быть.
— Понимаю, — сказал профессор, хмурясь. — С полным правом. Между прочим, ваша хозяйка спросила, не из полиции ли я.
Мысль о том, что профессора Зенона Фаркаша приняли за детектива, была так непереносимо смешна, что Юли бурно расхохоталась. Она смеялась радостно, озорно и чистосердечно, так мило и естественно, что первоначальное подозрение рассеялось в душе профессора, уступив место более тяжкой тревоге. — Ну, а когда Дёме вернется из Чехословакии, если, конечно, вернется… тогда вы выйдете за него?
Юли, не переставая весело смеяться, затрясла головой.
— Не выйдете?
— Так она вас за полицейского агента приняла? — не унималась Юли. — Ой, я умру со смеху! Как-то ко мне приходил полицейский, потому что меня записали как свидетельницу одного уличного происшествия, и она с тех пор… Ну, понятно, ведь вы пришли так поздно…
Профессор смотрел на поношенные коричневые туфельки, сотрясаемые смехом, они то и дело постукивали по ножке табуретки. Целовал ли кто-нибудь когда-нибудь эти смеющиеся ножки, думал он мрачно, потом перевел глаза на девственные губы, которые тоже не знали мужских губ. И голос ее сейчас, когда она смеялась так беззаботно, словно высветлился, стал более девичьим.
— Отчего вы не желаете выйти замуж за господина Дёме? — спросил он угрюмо.
— Мы расстались с ним, — просто сказала девушка.
— Люди расстаются, потом опять сходятся, — проворчал профессор. — Это еще ничего не доказывает, что вы однажды с ним расстались. Мы ведь как мухи.
Юли снова засмеялась. — У вас, господин профессор, тут, очевидно, больше опыта, — произнесла она с почтительной серьезностью, однако в черных глазах, на миг поднявшихся на профессора, сверкнуло бесовское пламя. — Но мне не верится…
— Что?
— Что господин профессор похож на муху, — договорила Юли, и ее губы смешливо дрогнули. — Как ни смотрю, не вижу никакого сходства.
— Чему вы верите и что видите, для фактов решительно безразлично, — сказал профессор недовольно. — Всегда обращайте внимание только на факты, сударыня, только им и верьте, ибо правы одни лишь факты. Вы дурно сделали, что позволили вашему Дёме уехать в Чехословакию.
— Почему, господин профессор?
— Вам следовало выйти за него замуж. Он славный, умный парень, хорош собой, а в ваших руках приручился бы, утих. И по возрасту он вам больше подходит.
— Больше, чем кто? — спросила Юли, опустив глаза.
— Вы со мной не извольте кокетничать! — с потемневшим лицом отрезал профессор. — Вы отлично понимаете, что я имел в виду себя. С вашей стороны безответственно, глупо и легкомысленно проводить время со мной.
— Почему, господин профессор? — серьезно спросила Юли.
— Вы сами отлично это знаете! — не сразу ответил профессор. Юли смотрела на него в упор. — Не знаю.
— Потому что я стар. — И, поднявшись, профессор опять водрузил на голову шляпу.
— Простимся, сударыня! — сказал он. — Пожалуй, я мог бы обмануть вашу неопытность, но не себя. Как ни веселитесь вы здесь, возле меня, я не верю, что смеетесь вы со мной, а не надо мной. А если не верю, то что же, черт побери, мне делать с вами? Испортить, прежде чем вы испортитесь сами по себе? Уходите, прошу вас, уходите!.. Вернее, уйду я.
— Господин профессор! — тихо проговорила девушка.
— Что «господин профессор»! — оборвал он ее. — Ну, что, что — «господин профессор»? Что вы намерены предпринять со мной? Желаете развеять мои сомнения? Но сомнения, сударыня, сродни пяти хлебам Христовым: сколько человек ни корми ими, в корзине не убудет. Вы похудели бы на моей пище, а мне бы не помогли. Единственная пристойная форма любви к ближнему — оставаться одному и не обременять другого своими невзгодами.
Он посмотрел на девушку, сидевшую молча, с опущенной головой.
— Я уже не могу помолодеть до вас, так что же, заставить вас постареть до меня?.. Я ухожу. Всего наилучшего. — Вызовите из Чехословакии Дёме, он вам подходит!
Зенон Фаркаш повернулся и шагнул к двери. Но, прежде чем взялся за ручку, Юли возникла за его спиной, схватила за локоть.
— Не уходите!
Профессор не отозвался. — Не уходите, — повторила Юли. — Это неправда…
— Что?
— Все неправда! — вскрикнула девушка страстно. — Каждое слово неправда…