Ответ

Профессор подчинился. Легкое прикосновение ее губ было так воздушно, что профессор и не открыл глаз. Может быть, в этом выход, думал он. Может быть, это тот самый единственный случай, когда человек, таща себя за волосы, способен выбраться из болота, в котором погряз уже по шею. Ну, а если опять провалится туда же? Жизнь после этого станет еще невыносимей!

— Откройте же глаза! — сказала Юли. — Или вам хочется спать?

— Сейчас открою, — сказал профессор.

Юли с неудовольствием рассмеялась.

— У вас лицо застывшее, как у каменного идола, — пожаловалась она. — Откройте!

— Я и так тебя вижу.

Юли покачала головой. — Это не по-настоящему.

— Почему? — спросил профессор с закрытыми глазами.

— Потому что надо смотреть миру прямо в лицо! — сказала Юли.

Профессор помолчал. — Опасное занятие, — буркнул он немного спустя.

— Что вы сказали?

— Опасное занятие, — повторил профессор.

Девушка повернулась к нему.

— Вы стыдитесь того, что произошло?

— Юли! — воскликнул профессор ошеломленно.

— Ответьте мне!

— Глупости! — бормотнул профессор, не открывая глаз. — Как можно такое спрашивать и на такое отвечать!

— Тогда я выхожу, — сказала девушка.

На мгновение стало тихо, слышался только ровный гул мотора да сердитые звонки трамвая.

— Вы не слышите? Я хочу выйти, — воскликнула Юли, и в ее голосе неожиданно прозвучала такая бешеная злость, что профессор сразу открыл глаза и озадаченно посмотрел на нее. — Остановите же машину!

— Девочка! — сказал профессор растроганно и нежно.

— При чем тут… девочка! — перебила Юли. — Остановите машину! Вы слышите? — И не успел профессор произнести ни слова, рванула дверцу и выскочила из машины, как раз притормозившей на перекрестке перед красным светофором. В следующий миг она скрылась среди прохожих.

Вечером профессор — после третьей попытки — опять застал ее дома за пишущей машинкой. Он не знал, почему обиделась Юли, впрочем, по существу, причина не слишком его интересовала, но тем более тревожил самый факт. Хотя в помыслах своих он полагал себя невиновным, сознание, что в первый же день их любви он обидел девушку, было ему невыносимо. Он явился с пятью килограммами сластей и таким букетом, что едва протиснулся вслед за ним в дверь; большое потное лицо выражало угрызения совести и тревогу.

Однако сердито сдвинутые на переносице брови Юли, наблюдавшей это вторжение, не расправились и даже, пожалуй, стали еще сердитей при виде целого леса цветов, кланявшихся ей из рук профессора. Она сидела за машинкой, выпрямив спину, с напряженно застывшей шеей, крепко сжав губы.

— Почему вы не послали с этим шофера? — спросила она.

Профессор оторопел. — С чем?

— Вот с этим! — Юли подбородком указала на свертки.

— Шофера? — Профессор все еще ничего не понимал.

— И с визитной карточкой, — сказала Юли. — Не стоило утруждать себя.

— Я здесь уже в третий раз, Юли.

— Вы должны знать, — проговорила Юли, бледная и нахмуренная, — что я дочь провинциальной швеи-поденщицы и у меня не было ни одного дня в детстве, когда бы я поела в свое удовольствие. Мне вы сладостей не носите!

Профессор оперся спиной о косяк.

— Твои родители, если не ошибаюсь, умерли.

— Не ошибаетесь, — сказала Юли, и ее ноздри побелели от гнева. — Моя мать, вдова, растила четверых детей и тридцати шести лет умерла.

— Что мне сделать? — беспомощно спросил профессор.

— Уйдите!

— Юли!

— Уйдите! — повторила девушка.

Профессор стоял и молчал. Одна коробка с пирожными выскользнула у него из рук и упала на пол. — Чем я обидел тебя? — спросил он тихо.

— Ничем, — сказала Юли. — Своим существованием.

— Ну, с этим ты примиришься.

Юли смотрела на профессора.

— Боюсь, что никогда, — произнесла она, вскинув голову с холодной яростью. — За кого вы меня принимаете?.. За барышню, которой пирожными да цветами можно вскружить голову? Да меня просто выворачивает наизнанку, как только я погляжу на ваши подарки!

— Чем я обидел тебя, Юли? — повторил профессор. — Тем, что утром в машине закрыл глаза?

— Уходите! — стиснув зубы, воскликнула Юли. — Если вы не уйдете, уйду я!

— Юли, — сказала профессор еще более неуклюже, — ты ведь сама захотела, чтобы я закрыл глаза.

Девушка метнула на профессора дикий, ненавидящий взгляд и вдруг, упав на машинку лицом, громко разрыдалась. Худенькие плечи безутешно содрогались, даже стул под ней скрипел и вздрагивал, иногда лицо прижималось к какой-нибудь клавише, и она ударяла буковкой по валику, словно выстукивая безыскусный текст отчаяния.

— Уходите! — всхлипывала она. — Уходите!