Ответ

Балинт моментально вскочил — почти в тот же миг, как тело механика мягко плюхнулось на приводной ремень рокочущей машины, — и в сознании его все сразу стало на место. Тело механика лежало вдоль быстро двигавшегося ремня, одна рука низко свисала, другая подвернулась под поясницу. Правда, под тяжестью человеческого тела ремень двигался медленнее, но и так мысль мальчика за ним не поспевала: когда он сидел на полу, седая голова механика находилась справа от него, когда же вскочил, она уже проплыла мимо левой руки.

Как ни мимолетна была растерянность мальчика, но за краткий этот миг ноги механика уже подплыли под маховое колесо. Беспрерывный вой лежавшего по ту сторону монтера парализовал Балинта, словно молотком бил под колени, когда он, напрягая силы, старался вскочить.

И все же мгновение спустя механик лежал на бетонном полу: ухватив за голову, Балинт сдернул его с ремня. Правда, одна нога механика все еще удерживалась поперек привода, но затянуть ее в машину уже не могло. Балинт, изловчившись, сбросил и ее.

— Вы уж тут подымайтесь! — выдохнул он и, обогнув компрессор, бросился к лежавшему с другой стороны монтеру; лицо монтера было сплошь залито кровью, над левым глазом торчал изо лба кусок обнаженной красной от крови кости. Крики его становились все тише. Балинт даже не наклонился к нему; согнувшись, проскользнул под свистящей струей воздуха, вырывавшейся из разорванной трубы, и побежал к двери.

Работа в сборочном началась, но пневматические молоты и зубила, не получив воздуха, еще стояли, так что голосу Балинта пришлось сразиться лишь с глухим рокотом огромного цеха.

— Что стряслось-то, малец? — спросила подошедшая женщина.

— На помощь!.. На помощь!.. — срывающимся голосом кричал Балинт.

Стоявшие неподалеку рабочие заторопились к нему. Балинт не стал их ждать и вновь бросился в компрессорную. Разорвавшаяся труба по-прежнему свистела и шипела. Монтер недвижимо лежал на полу, но старый механик уже кое-как поднялся на ноги и, мучительно скорчась, стоял у стремительно бегущего приводного ремня. Мальчик подлетел к нему.

— Как остановить машину?

Старик повернулся к мотору, но не мог сделать ни шагу. — Там справа на доске есть рукоятка, дерни ее на себя! — сказал он с искаженным лицом.

Между тем компрессорная наполнилась людьми. Рабочий в синем комбинезоне подошел ко второму работавшему мотору, остановил и его. С каждым мгновением шум работы в цеху угасал, лишь из дальнего конца — куда еще не донеслась весть о несчастье — слышался звук сбрасываемых досок и одинокий стук молотка. Вокруг монтера с разбитой головой люди стояли молча, но позади, за проволочной сеткой, возбужденно гудели голоса. Звучали проклятия. Мастер Турчин, вызванный из конторы, осматривал искореженную трубу. — Голову даю на отсечение, что не сама по себе она лопнула, — сказал он. — Кто был здесь во время несчастного случая?.. Да ты-то как тут оказался? — накинулся он на Балинта.

— Парнишку оставьте, господин Турчин, — сказал старый механик, которому вынесли из конторы стул, — не будь его здесь, мне бы ноги оторвало машиной.

— Расходитесь, расходитесь, ребята! — крикнул мастер. — Кому здесь делать нечего, марш по местам! Если остальные компрессоры в порядке, сейчас дадим давление.

Медленно, неохотно люди стали расходиться. Мертвого монтера унесли на носилках, пятна крови, оставшиеся на бетонном полу, насколько возможно, подтерли. Час спустя из центральной конторы пожаловал главный инженер Мюллер. На нем был широкий с накладными плечами пиджак, широкие американского покроя бриджи и красный с синими полосами галстук. Поглаживая острую и черную, под Бальбо[43], бородку, он осведомился у мастера:

— В котором часу случилось несчастье?

— После семи.

— Почему не запустили остальные компрессоры?

— Мы ждали вас, господин главный инженер, — сказал мастер. — Похоже на то, что тут саботаж, так что сперва пришлось проверить остальные машины…

— Это сделано?

— Под свою ответственность я не решился запустить их, — багровея всем черепом, сказал мастер. — Без вашего указания, господин главный инженер…

— А пока суд да дело, отчего бы и не позагорать немного, так?

Хотя Балинт стоял, по крайней мере, в трех шагах от главного инженера, волны одеколона, шедшие от его острой черной бородки, так щекотали нос, что он дважды чихнул. Светло-желтые, фигурно прошитые туфли главного инженера стояли прямо на пятне крови, оставленном раздробленной головой монтера на бетонном полу.

— С ночной охраной беседовали?

— Они уже разошлись по домам, — отозвался мастер.

— Почему за ними не послано?

Акт саботажа мог быть совершен, очевидно, ночью: чтобы подпилить толстостенную трубку, замазать следы распиловки, закрасить, требовалось время. Предположение, что труба прорвалась сама по себе, практически исключалось. — Отчего плачет этот мальчик? — вдруг спросил главный инженер, взглянув на Балинта. — Он родственник покойному?

Мастер тоже скользнул взглядом по лицу Балинта. — Не знаю, не слыхал.

Балинт потряс головой. — Не родственник я ему, господин Турчин!

— А тогда чего ревешь?

Мальчик не ответил.